3269
Я так живу. Анна Масленникова
Я всегда хотела быть летчицей, но, когда пришла в аэроклуб, на меня посмотрели и сказали, что я очень маленькая. Приходи, говорят, через год, школу закончи. А через год наступил 41-й.
Не люблю сидеть, когда рядом другие стоят. Воспитание не позволяет.
В предвоенный год в Рязани как никогда работали оборонные кружки, сдавались нормы ГТО, а мы и не знали ничего о том, что готовится война.
Почерк мне красивый поставили на Приборном заводе. Когда я туда пришла в 16 лет, то была сначала копировщицей, и только потом уже стала чертежницей. А чертежи нужно было подписывать красиво.
Было дело, плыла с гранатой по Волге. Это мы принимали участие в командных соревнованиях на сдачу нормативов ГТО. Главное было — не только проплыть, но и снаряд не намочить. Помню, справилась, и даже бросила гранату, куда надо. Я плыла, чтобы взорвать врага.
«Подрасти!», — сказал мне военком, когда в десантном набирали на фронт девчонок. И не взял в отряд.
Я всегда хотела быть летчицей, но, когда пришла в аэроклуб, на меня посмотрели и сказали, что я очень маленькая. Приходи, говорят, через год, школу закончи. А через год наступил 41-й.
Я попала в десантные войска, когда они только формировались, и когда у них еще не было названия.
Когда нас, десять девушек, привезли в казармы, парни говорили: «Фу, девчонки! Зачем нам тут они?». И поселили нас в самую дальнюю роту, на верхние полки.
С парашютом я прыгала 180 раз. А первый раз было страшно, но любопытно. На тебе два парашюта, рация и саперная лопатка. Но я быстро освоилась. А прежде чем спрыгнуть с самолета, нас готовили на специальной трибунке. Вбегаешь на нее по лестнице, и надо прыгнуть. Но даже с такой высоты не каждый мог. Добегали до края и останавливались.
Вся моя беда была в том, что я маленького роста. И говорили, мол, парашют больше меня. Но все задания я выполняла. Потому что, если все прыгают, то как же струсить и не прыгнуть? Общее дело делали.
Было страшно. Я же связист, у меня аппаратура, и если что — даже не убежишь. Зато десантные войска, все как мечтала.
Когда уезжала в часть, украла свою фотографию с доски почета. Обычная бледная фотография, но захотелось оставить на память.
На фронте не разрешали фотографироваться и вести дневники: боялись, что лишняя писанина — это жалобы да доносы. Но у меня все равно был маленький блокнотик, куда я все записывала.
Я из породы долгожителей. Мои предки доживали до 110 лет, вот и мне не хочется свои воспоминания фронтовые с собой уносить, стараюсь успеть оставить здесь, для потомков, то, что еще помню. А память с годами все равно хуже становится.
Когда я вернулась с фронта, мне было негде жить. Квартира занята и разорена. И я вспомнила, что перед войной мы договорились: кто придет живым — сразу в проходную Приборного завода. Там нас и встречали. Потом уже мы расселились в купеческом доме и в конюшне, что на улице Кольцова. Эти здания стоят до сих пор, и там все еще живут люди.
Мой муж был командиром «Катюши». Получали зенитки горячими, прямо с конвейера, и шли воевать. Постреляют и уводят установки, чтобы, не дай бог, врагам не попали в руки, потому что немцы охотились тогда за конструкцией наших «Катюш», уж больно она им нравилась.
Мы в вашем возрасте спиртное не пили. Не до этого было. Да и цели ставили перед собой совсем другие.
Вся молодежь, с которой мне пришлось общаться, хорошая. Может быть, мне просто плохая не попадалась?
В 1939 году финны напали на нашу страну. Мы стояли на реке Свирь и задание было — захватить и разрушить их оборонительный редут. По правилам войны, любое наступление начиналось с арт-подготовки. Выходили добровольцы, которые, переплывая реку на плотах, должны были вызвать огонь противника на себя, то есть заставить врага обнаружить свое местоположение. У нас 12 ребят согласились пойти на смерть, и отправились на плотах на тот берег. Ширина реки — 38 метров. Отстреляли зенитки, наши добровольцы начали переправу... и все остались живы. Вошли в воду простые солдаты, а на тот берег вышли Герои Советского Союза. Это был единственный случай в годы войны.
Когда нас привезли в Карелию, самыми страшными врагами стали мошки и комары. Нам работать надо, информацию передавать, а они все лицо облепляют, в глаза лезут. Мучились, караул кричали, но куда деваться — привыкли. Сперва мы к ним, а потом и они к нам.
Что такое Карелия? Это когда в болото вместе с десантником засасывает еще и 12 метров парашюта. Много солдат погибло в тех краях вот так.
Скажу вам так: финны — красивые мужики!
Мой муж был командиром «Катюши». Получали зенитки горячими, прямо с конвейера, и шли воевать. Постреляют и уводят установки, чтобы, не дай бог, врагам не попали в руки, потому что немцы охотились тогда за конструкцией наших «Катюш», уж больно она им нравилась.
Мы и города брали. А в Чехословакии и Венгрии я была в церквях. Пошли на Пасху, оценили разницу. Вот у нас в Церкви люди приходят и стоят всю службу. А у них — сидят и библию хором читают или под орган молитвы поют.
Когда города и деревни европейские захватывали, люди прятались. Заходишь в населенный пункт — а там никого. Только коровы по улицам ходят. Жалко становилось, находила какой-нибудь стог сена и подкармливала их. За что всегда получала от командира. Он ругался, говорил: «А вдруг там в стоге фриц спрятался?».
Я могу вам тут до утра рассказывать. Устала ли я? Нет. Об этом не устают говорить.
25 ноября 1945 года я вернулась домой.