19838
Затерянная Рязань. «Избушка-избушка...»
Заходишь в русскую избу — кланяйся в пол: дверные проемы здесь низкие, чтобы тепло не уходило, да чтобы гости хозяевам выказывали свое уважение. Слева печь, а по диагонали от нее обязательно красный угол с иконами. У одного окна стоит прялка хозяйки-рукодельницы, у другого — стол мастера. Славится хозяин избы лучшим сапожником в округе. Избе этой четыре сотни лет, и когда-то давно жили в ней великороссы-землепашцы, изгнанные царем на край света за гордыню свою и своенравие. И нет бы сгинуть пропащим в лесах дремучих да болотах топких, но выжили они. И пережили они всех царей и власть советскую. И сегодня их потомки хранят традиции предков и знают не понаслышке: заходишь в русскую избу — кланяйся в пол...
Команда YA62.ru остановилась в километре от Мордовии, чтобы рассказать, чем живет некогда славное и богатое село Кадомского района.
Село Кочемирово, словно сказочный камень преткновения, стоит на перепутье разных миров. Местные так и говорят: направо пойдешь — татар найдешь, налево пойдешь — к мордве попадешь. Шутка ли: всего километр по прямой и соседний регион. Правда, так уж повелось, что соседей местные никогда не жаловали и ходили туда только по крайней нужде. Например, когда бежали от лесных пожаров.
— Это потому, что Кочемирово всегда было исконно русским селом, и сейчас таким остается, — встречает нас своим рассказом местный житель и создатель музея «Русская изба» Александр Журавлев. — По одной из версий, название села имеет татарские корни и означает «отступничество». Якобы во времена Смуты в 1612 году сюда сослали тех, кто не хотел подчиняться царю. Потом уже эти земли были жалованы князьям вместе с населением — то есть фактически с крепостными. Тогда же и церковь деревянную возвели. В том числе, как мне думается, чтобы обращать в православную веру всех соседей. Хотя мордва так и не поддалась этим традициям — как были язычниками, так и остались. До сих пор какие-то обряды в лесу совершают да на деревья атрибутику свою вешают. Нам отсюда все видно!
— Но есть и еще одна версия названия, мне ее рассказывал старожил Мартын Павлович, а ему, в свою очередь, легенда от прадеда досталась, — говорит наш собеседник. — «Кочи» — от слова «кочки», потому что местность вся была болотистая и холмистая. А «мир» — это значит все люди, которые здесь жили. «Всем миром корчевали кочки», если уж совсем дословно. Дело в том, что почва здесь была неплодородная, хоть и вырубили лес, да земля вся сплошь песок и глина. И чтобы хоть как-то удобрить ее, крестьяне зимой, когда болота застынут, выходили на них собирать торфяные кочки: срежут лопатами и везут на лошадях в поле.
Александр Николаевич вспоминает, что и сам в детстве болота эти застал. Только они были не топкими, а чистыми — талые воды заполняли пространства меж холмами, образовывая естественные бассейны, которые стояли так до середины лета, пока не пересыхали полностью. Местная детвора любила в них купаться.
Жизнь в Кочемирове началась с восьми изб на краю оврага, а вокруг — непроходимый лес и бездорожье. Чтобы как-то обеспечить себя припасами, местным жителям приходилось рубить деревья и возделывать пашни. Из сруба делали дороги до ближайших населенных пунктов. Постепенно село расширялось, а население множилось: на 45 дворов приходилось два винокуренных завода, три мельницы и трактир.
— Так как места лесные, мужчины все были сплошь плотники да бортники, — рассказывает наш сельский экскурсовод. — Но так как среди своих бедняков особо не заработаешь, промышляли отходничеством. Бывало, в селе оставались одни женщины — на них держалось все хозяйство.
Позже ремесел внутри села становилось больше, так как нужно было обеспечивать себя всем необходимым. Были в Кочемирове и кузнецы, и портные, а еще замочники, сапожники, шорники, валяльщики, ткачи. Плели корзины и делали деревянную посуду. Но самое главное, по одной из версий, именно здесь берет свое начало знаменитый Кадомский вениз.
— Как вспоминали местные жители, которым, в свою очередь, рассказали их родственники, помещица Новосельцева уделяла особое внимание образованию детей, — делится Александр Журавлев. — Например, за успехи в учебе она приглашала детей в поместье, дарила подарки и играла им на фортепиано, а некоторых даже обучала музыке. Она часто ездила по заграницам и однажды в Венеции увидела кружево невероятной красоты. Ей вздумалось научить этому мастерству местных девушек, и она даже пригласила для них учителя из Италии.
Мастерицы работали на славу, а Кадомский вениз на долгие годы стал визитной карточкой, прославляющей Кочемирово не только на всю Россию, но и далеко в Европе.
— У нас здесь не было никаких мануфактур, рукодельницы занимались кружевом индивидуально, или собирались группами, чтобы не было скучно, — отмечает рассказчик. — Но дело это просуществовало здесь недолго. Насколько мне известно, с приходом советской власти стало не до рукоделия — надо было как-то выживать, и все ушли в поля.
— В 1917 году, когда царя свергли, селяне наши не тронули помещиков, — рассказывает Александр Журавлев. — Но прибежали соседи — казаки-бандиты, они и усадьбу разрушили, и книги пожгли. У Новосельцевых была библиотека больше трех тысяч книг, в том числе редких, иностранных. Уничтожили картины. В Кочемирове установилась новая власть — бандитская. Сделали комитеты бедноты — последние тулупы с нищих снимали. Приходили в дома, отбирали скотину. Залезут в погреб — вредительствуют, бочки с огурцами выливают. Ничего святого в людях не было, тунеядцы и алкоголики, живущие за чужой счет. Впрочем, как и сейчас.
Если до этого местные жители занимались в основном ремеслами, а хозяйства вели исключительно для себя, то теперь у людей отбирали паспорта и выгоняли в поле — поднимать сельское хозяйство в едином порыве. В те годы кочемировцы пережили коллективизацию, голод и два пожара, в которых сгорело 70 домов. Вновь созданная советская власть собиралась отобрать у людей и последний оплот веры — их церковь. Но местные оказались хитрее...
— Колокола сбросили, а сам храм разрушить не успели, — рассказывают местные. — Селяне встали горой, и те, кто был тогда у власти, поняли, что самостоятельно не получится ничего сделать. Поэтому решили пригнать зеков из мордовских колоний. И пока тех везли, наши храм закрыли, а ключи спрятали. Как рассказывали старожилы, никто не знал, у кого ключи, потому что местные бабушки постоянно его друг другу передавали. А самое интересное, что им удавалось даже службы проводить в церкви — все это тоже делали тайно, и никто ни разу не сдал советским врагам местонахождение ключа.
В следующем году храму в Кочемирове исполнится 200 лет, и сейчас его ремонтируют на средства прихожан. Приход, правда, совсем небольшой, и с каждым годом становится все меньше. Село вымирает, как и все подобные ему.
Даже в погожий выходной день в Кочемирове сейчас мало кого можно встретить на улице. Живут здесь в основном пенсионеры, а из досуга у них — магазин, который работает по будням, и сельский клуб — по праздникам. Музей «Русская изба» для местных уже давно не в новинку.
— Сегодня в селе живет чуть больше ста человек, а в лучшие его годы население доходило до полутора тысяч, — рассказывает наш экскурсовод. — Мои родители, как и их родители, всегда занимались земледелием. Да тут другим ничем и не займешься — лес вырублен, паспорта отобрали. У Новосельцевых в свое время был большой приусадебный сад. После того, как усадьбу разрушили, парк тоже практически перестал существовать. А мой дед как раз занимался садовыми деревьями. Когда началась война и из села на фронт забрали 250 человек, дед в 1941 году посадил полтысячи яблонь. Через четыре года, в мае 1945-го, они впервые зацвели.
Александр Журавлев уверен, что у Кочемирова особая сила притяжения. Он пытался отсюда уехать: служил в разведке в Германии, потом в секретных войсках под Москвой. Ему предлагали служебную квартиру и высокое жалованье, но жить в большом городе он так и не смог, вернулся на родину.
— Я — человек свободы, мне не нравится, когда вокруг меня кто-то трется в метро, — смеется местный житель. — Жена моя будущая тоже ведь из Москвы сюда вернулась. Она работала на «Микояне», делала деликатесы для первых лиц страны. Но бросила все и уехала в нашу глушь. Тут мы и поженились. И музей вместе задумали, и создали его. Я экскурсии водил, она — культурную программу в русских народных традициях организовывала. Вот, полтора года как схоронил ее. Без нее все совсем не то. Да и сложнее стало...
Создатель музея признает, что задумал «Русскую избу» давно, еще когда переехал в дом деда и нашел множество старинных вещей. Применить их в современности уже невозможно, а выкидывать было жалко. Поэтому стал собирать. До лучших времен.
— Раньше на месте этого дома стояла барская усадьба, — Александр Николаевич топает ногой по полу. — Потом построили этот — деревянный. И в нем располагалась сельская администрация, а я в ней был председатель много лет. В мои обязанности входило все, что касалось обеспечения комфортной жизни селян, вплоть до рубки дров и вспашки огородов. Но денег на эти обязанности никогда не выдавали — как хочешь, так и крутись. А что делать? Бегу к начальнику колхоза: Степаныч, дай технику, огороды вспахать! Выручали друг друга, конечно. А когда пошли сокращения и оптимизации, сельсовет решили перенести в соседнюю деревню. Меня звали туда руководить, но я не поехал. Говорю, вы исторический порядок нарушили: всегда волостное управление в селе стояло, а вы его в деревню запихнули. Нет уж, увольте...
По словам Журавлева, чтобы домик не простаивал, он предложил наконец реализовать давнюю задумку — открыть музей. Власти пошли ему навстречу, и в 2006 году «Русская изба» встретила первых гостей.
— Ко мне едут отовсюду, даже из Москвы, — хвастается успехами автор идеи. — За год почти тысяча человек здесь бывает. Развиваем, так сказать, внутренний сельский туризм. У меня здесь в избе было два губернатора — Шпак и Ковалев. Оба довольны остались. Печалит только, что последнее время мало стало школьных экскурсий — говорят, бензина нет, чтобы детей на автобусах сюда возить.
Солнце клонилось к закату и мы попросили гостеприимного хозяина музея прогуляться с нами по селу. Александр Николаевич рассказывал о том, что было, и чего не стало, о своем детстве и местной мистике.
— Колдунов раньше в селе было много, и про каждого такого знали, что вот он — силой обладает. Я даже сам лично видел. С мальчишками играли ночью на улице, смотрим — идет по дороге женщина. Луна из-за тучи вышла, она — раз! — и в свинью превратилась. Цок-цок-цок копытами по снежку — и мимо нас к домам. Мы за ней побежали, но догнать не смогли. Только следы остались.
Журавлев замолкает и улыбается.
— Но, как говорится, где есть темная сила, там и светлая. Я маленьким совсем был, меня гуси так напугали, что я онемел — рот открывал, а звук не шел. Мама повела меня к местной бабушке-знахарке. Она три дня вокруг меня у икон пошептала, и я снова заговорил. Словно кто-то проклятье снял. Рассказал недавно об этом случае батюшке, он и говорит: ты, Николаич, покайся. Я говорю: да как же так, ведь это же не вранье, ведь было же, сам свидетель! А он: все равно, покаяться надо...
Так и живем.
По словам местных жителей, в Кочемирове вроде бы есть все, что нужно для жизни: магазин, медпункт, клуб, библиотека, музей, почта, относительно неплохие дороги, и даже «скорая» приезжает на вызов быстро — многие села Рязанской области о такой инфраструктуре могут только мечтать. Но люди из Кочемирова все равно уходят — кто уезжает навсегда, кто умирает. Все больше остается заброшенных заколоченных домов, где еще вчера жили соседи. Местные, кто решил остаться здесь до самого конца, по крупицам бережно собирают кусочки истории родного села, хранят для потомков — а вдруг школьным автобусам из соседних деревень все же дадут бензин, чтобы съездить в музей избы. И будет тогда, кому передать накопленные веками знания.
Большой фоторепортаж смотрите по ссылке.
На печи лежала Дарья Копосова
Фотографировала Мария Илларионова
Путь прокладывала Наталья Кратенко