«Его надо вытащить, он больше никому не нужен»: как спасали из рабства музыканта, которому это было не нужно

Почти три года крымчанка Екатерина Спахова искала своего друга по всей стране — и нашла в Ростовской области, в доме обвиняемых по делу о рабском труде. Прознав, где он есть, она проделала тысячу километров от Севастополя до Волгодонска, чтобы попасть на заседание, где надеялась встретить его.

История о долгой разлуке между очень необычными мужчиной и женщиной, разворачивающаяся на фоне уголовного дела о рабовладении — в репортаже специального корреспондента 161.RU Григория Ермакова.

Смурной рассвет над главным автовокзалом Ростова. Даже в тумане, в зябком сумраке раннего утра не прекращается копошение: прибывшие пассажиры, утомленные дорогой, неспешно выходят из здания вокзала, а уезжающие торопятся встать в очередь к металлодетекторам. На пешеходном мосту через Темерник, где каждое мгновение — встречи и прощания, между курящим военным и таксистом-зазывалой я и нахожу Екатерину Спахову. Она приехала в Ростов из Севастополя 31 октября, в три часа ночи.

За спиной Екатерины — с десяток часов пути из Крыма и потертый трекинговый рюкзак. Впереди — еще три часа поездки до Волгодонска. Екатерина непрестанно озирается, разговор ведет бодро — видно, что на взводе.

Два года поисков ее друга, Александра Горобченко, кажется, вот-вот подойдут к концу — но ни она, ни я — не знаем, какой у этой истории будет финал. И вообще, найдем ли мы его? А если да, то сможем ли вернуть домой? Так или иначе, Екатерина — боец со стажем, пускай и на политических фронтах. Останавливаться она не планирует.

В редакционной машине на заднем сиденье Екатерина рассказывает мне о себе, Александре, его исчезновении и борьбе с правоохранительными органами, отказывающимися открывать поиски Александра.

Параллельно, пока под колесами разворачивается путь до Волгодонска, Екатерина разворачивает передо мной эпическое полотно о политической борьбе в Крыму в девяностые и нулевые. Полуостров невелик — там всё переплетается тесно. Но пропасть можно запросто.

Екатерине 42 года, и кем только она не успела поработать за это время. Долго училась, до 30 лет, получила три высших образования и два среднеспециальных. Работы были всякие: в медицине — реабилитологом, в газете — набирала тексты, работала и продавцом. При Украине чаще всего устраивали неофициально, зарплата шла «в черную». При России успела поработать помощником бухгалтера, снова работала в медицине. Зарплаты тоже в основном неофициальные. Но в пандемию ушла — разочаровалась в медицинской системе.

— Не стала я ни прививки делать, ни сертификаты покупать. «Ну вас всех нахрен» — и ушла. Тем более сейчас в медицине такая [ерунда] творится, — рассказывает Екатерина. — В последнее время вообще стройки сторожу.

А работать Екатерина начала еще в юности — помогала отцу, врачу Александру Спахову. В девяностые он отошел от медицины и стал общественником и журналистом, ввязался в политическую борьбу. Особо за это все не платили, и нередко «жрать было нечего», говорит Екатерина. Зато в доме семьи часто гостили общественники, активисты и журналисты — нередко зарубежные. Матери Екатерины это всё жуть как не нравилось, она хотела, чтобы Александр бросил политику. Но отец был непреклонен, да и Екатерина поддерживала: выходила на марши, рисовала плакаты.

— Что увлекло в это всё? Наверное, вся эта движуха — выступления, общение с новыми людьми, — говорит Екатерина.

Со слов Екатерины, ее отец даже был советником Юрия Мешкова — первого и последнего президента Республики Крым, выступавшего за автономность полуострова и установление тесных взаимоотношений с Россией. Спахов поддерживал эти взгляды на посту советника по информационно-аналитической службе и прессе. Было это в девяностые, присоединения к России ждать пришлось долго.

Екатерина не щедра на детали, когда речь касается 43-летнего Александра Горобченко.

— Познакомились, когда он играл на гитаре в Севастополе, — коротко говорит она. — Бродячий музыкант. Он отшибленный, еще во вторую чеченскую [кампанию] снайпером был. А вырос, считай, на улице. Он человек непривязанный — и в Питер ездил, и где только не был. Из родных есть бабушка, но она очень старенькая. В Николаеве, на Украине. Была жена в Балаклаве, развелись. Я пустила Сашу на дачу жить, он следил за порядком — потому что там бездомные везде лазают, воруют. Помогала с документами, чтобы он не остался на улице. Я такая сочувственная со всеми, всем пыталась помочь.

Екатерина вспоминает — Саша любил крамольные шутки, на грани фола.

— Например, — она выдерживает паузу, подбирая слова, — «Чтоб тебя украли и не вернули обратно».

Горько смеемся с Екатериной. Ирония из прошлого отнюдь не подслащает историю его исчезновения.

— Меня совесть мучила. Он сирота, у него вообще никого нет. А его документы — у меня, получается, вся ответственность на мне. Я же не могу пойти, выкинуть документы — и всё, «концы в воду», — говорит Екатерина. — По мне так лучше бы ему ездить по стране, играть на гитаре. Лучше, чем в рабстве сидеть. Его надо вытащить, потому что он вообще больше никому нахрен не нужен.

Александр Горобченко исчез в апреле 2022 года. Исчез бесследно — не забрав вещей с дачи, не предупредив Екатерину. К его исчезновению Екатерина не смогла спокойно отнестись, пускай его и «постоянно по миру носит». Она начала разбираться.

Тогда Александр работал на рынке в Севастополе, на пятом километре. Екатерина начала поиски оттуда.

— Я ходила по рынку, опрашивала, мне сказали, что по рынку постоянно ходят, выискивают рабочих в Ростовскую область: на картошку, на мясо. Что оплата будет хорошая, пропитание, проживание, — вспоминает Екатерина. — Одна женщина сказала, что человека, похожего по описанию на Александра, увезли на машине. Другой парень сказал, что его тоже зазывали ехать, работать туда. Я его попросила прозвонить и согласиться — там дали локацию. Приехала туда, начала разбираться. Оказалось, это типа благотворительный фонд «Инициатива», со связями в Ростове. У них, оказалось, были сведения об Эдуарде Кочанове — он пропал в октябре, 2022 года. Была информация и по Саше.

Екатерина обращалась в местную полицию, но без особого успеха. Там сначала отказались его искать — его не было в базе правоохранительных органов. Этому есть объяснение: у Александра паспорт гражданина Украины. Но на момент референдума 2014 года он проживал в Крыму. Поскольку желания остаться с паспортом Украины он не изъявлял, по закону он считается гражданином России, пускай паспорта и не имеет. Екатерине пришлось доказывать в прокуратуре, что он заслуживает быть найденным.

— Пока искала, познакомилась со следователем Ермаковым. Оказалось, он знал Сашу, сказал: «Ладно, поищу». Он позвонил в фонд «Инициатива», я им дала телефон. В итоге «Инициатива» прислала фотку, ко мне пришли из полиции и показали ее. Говорят: «Он?». Оказывается, да, — вспоминает Екатерина.

Заявление за заявлением, проверка за проверкой, ответ за ответом — на поиски ушел год. В марте 2023 года Александра нашли в Волгодонском районе Ростовской области, станице Дубенцовской. Каких-либо правонарушений в его отношении не нашли. Екатерине дали номер Александра для связи.

Екатерина позвонила и услышала женский голос. Екатерина подумала, что у Саши теперь есть женщина.

Она положила трубку. Решила никого не смущать.

В мае 2023 года следователи из Ростовской области выписали постановление о взятии под стражу двух мужчин. Они были братьями, их заподозрили в использовании рабского труда. Следствие утверждало, что с июля 2021 по январь 2023 года они принуждали к работе двух человек для «извлечения стабильного и высокого дохода в денежной форме».

Фамилия задержанных — Мунтьяновы. Их задержали в станице Дубенцовской, Волгодонский район. Там же, где нашли и Александра Горобченко.

В октябре того же года история дошла до Севастополя. В социальных сетях Екатерине написала неизвестная ей девушка — она прислала записи голоса Саши и попросила выйти с ней на связь. Девушку звали Ольга Мунтьянова. Она дала номер — это был тот же самый номер, на который она звонила ранее.

— Я послушала голос Саши. Голос был очень подавленный. Показалось, что он болен. Ольга просила документы Саши, типа, чтобы вернуть его домой, — вспоминает Екатерина. — Я сказала, что лучше сама за ним приеду, вдруг не доедет. У Ольги тогда подход сменился, она начала говорить: «Мой муж под следствием, причем несправедливо, а Саша нужен как свидетель по делу». Без документов ему не дают выступить в суде. Ольга даже дала трубку Саше, чтобы он сам об этом попросил.

Когда Екатерина спросила у Александра, нравится ли ему там, Александр долго молчал.

Екатерина опасалась, что Александра под принуждением используют в суде для покрытия рабства. Так что она продолжала обращаться в правоохранительные органы. А в мае 2024 года, когда следователи сдали в суд расследование в отношении Мунтьяновых, оперативные кадры растиражировали СМИ.

Съемку провели в помещении, где жили рабочие. Двухэтажные шконки, развернутые диваны, голые стены, сваленные в кучу вещи.

Не «Хайятт», но есть три батареи и телевизор.

По итогам операции силовиков, как писала пресс-служба Следственного комитета, освободили пять человек. Екатерина увидела на одном из кадров Александра и решила, что не может оставаться в стороне. 25 октября на связь с Екатериной снова вышла Ольга Мунтьянова и рассказала о предстоящем судебном заседании — 31 октября. Тогда Екатерина решила ехать в Волгодонск.

Именно там она надеется встретиться с Александром.

— Нужно Сашу забрать. Забрать и увезти. Сделать ему паспорт российский, а дальше… Как его дальше понесет, куда понесет? Кто его знает, вдруг он решит там остаться, — рассуждает Екатерина. — Он отбитый, реально. Его родители были джазовыми музыкантами, его родили чуть ли не в поле. Вот и несет его по миру. Причем, Саша хотел-то получить паспорт российский! Дважды пытался — но там очереди большие были, беженцы из ДНР… Да и сам себя он называет как… [раздолбай].

Дорога до Волгодонска долгая, по пути говорим о всяком: я рассказываю о схожих историях, а Екатерина нет-нет да съезжает на конспирологию. Хабад, масоны, хазарское нашествие, возможные интересанты в «уничтожении славян» на Украине, вакцины-убийцы, аденохром. Эзотерика.

Перед исчезновением Александра Екатерина предлагала ему уехать на Валаам — пожить, поработать. А когда он пропал, говорила со знакомыми. Другой ее знакомый, военный, тоже однажды попавший в рабство, тут же сказал — Александр попал в рабство. Накануне Екатерине снился дурной сон, говорить о нем она сначала отказывается. Но затем раскрывается.

— Сон нехороший был, перед поездкой. Не знаю, рассказывать или нет, — говорит Екатерина. — Чепуха, наверное. Снилось мне, что цыгане с коня шкуру сдирают.

За окном автомобиля несется бурая степь, на дороге ветер играет рваной листвой. Серое небо — палитра, на нем осень мешает зеленые и красные цвета проносящихся мимо кустов и деревьев лесополосы. За темными стволами, тут и там — овощные поля, теплицы.

Подъезжаем к Волгодонску.

До суда доезжаем за несколько минут до запланированного начала заседания. По опавшей листве, огибая кучи мусора на обочине, торопимся ко входу. Екатерина нервничает: она переживает, что Александра, если и привезли на заседание, то окружают цыгане — вряд ли они захотят отдавать своего рабочего так легко, сразу.

— Там Саша сидит, — говорит она мне, кивая в сторону лавки возле судебной курилки. — Слышала голос, вроде как его.

Решаю проверить позже, пока надо успеть на заседание.

На проходной суда Екатерина чуть не забывает выложить перочинный нож, охрана у металлодетекторов посмеивается: так бы пришлось составлять на нее административный протокол. Сотрудник суда проводит нас по зданию узкими, темными коридорами до кабинета судьи Екатерины Нездоровиной.

Она коротко инструктирует, что мне, журналисту, дозволяется на заседании, а что нет. Потом интересуется по поводу Екатерины — кто это, кого я привез? Пересказываю ее историю так коротко, как только могу. Нездоровина, кажется, удивляется: женщина приехала из Севастополя, чтобы забрать друга? Потом вдруг понимает, о ком идет речь. Это она запросила у стороны Мунтьяновых документы Александра, чтобы он мог выступить на суде.

Покидаю кабинет — дальше Екатерина и судья общаются тет-а-тет. Сотрудник суда успокаивает меня: конвой еще не доставил обвиняемых Мунтьяновых, так что торопиться пока некуда.

Выхожу на улицу поискать Александра. Нахожу его на лавочке под рыжей кроной. Рядом прохаживается смуглая невысокая женщина — она говорит по телефону. Когда женщина отходит достаточно далеко, подкрадываюсь к Александру — типа сбить пепел в урну, которая рядом с ним.

— Александр?

— Да.

— Я с Катей. Мы приехали тебя забрать.

— Так, а где она? Документы привезла?

— Да. Она в здании суда.

Александр молчит. Смотрю на женщину, которая ходит в сторонке.

— Это Ольга?

— Да.

— Ты как вообще, уехать хочешь?

— Конечно! Мы же так договаривались: я выступлю свидетелем и уеду.

— Как условия были?

— Да отличные! — удивляет он меня. — 50 граммов утром, 50 граммов вечером, еда, тепло, работа.

Возвращаюсь в суд, описываю ситуацию Екатерине. Она уходит посоветоваться с судьей. Я остаюсь в зале заседаний, жду, пока приедут Мунтьяновы.

Очередное заседание по делу Ивана и Федора Мунтьяновых под председательством Екатерины Нездоровиной продолжалось почти два часа. Защиту представляли адвокаты Николай Миронов, Юрий Цуканов и Юлия Писаренко. Обвинителя представлял зампрокурора Волгодонского района Алексей Кострюков. Свидетелей и обвиняемых по делу суд запретил фотографировать. Последних — по просьбе адвокатов.

Это было не первое заседание по делу и не последнее. В деле разбирались уже не первый месяц, но конца и края пока не было видно. Материалов дела уже накопилось как минимум на 17 томов.

На заседании выступили два свидетеля. Со стороны обвинения вызвали жительницу станицы Дубенцовской Татьяну Джабраилову, а защита вызвала Александра Горобченко. Поскольку Екатерина привезла документы, подтверждающие его личность, ему дали слово в суде после перерыва.

Рассчитывали призвать выступить и других свидетелей, но пока шло разбирательство, их умудрились растерять. Так, Власенко, который проживал в Тацинском районе, не смогли найти.

На суде свидетель от обвинения Татьяна Джабраилова рассказала о двух эпизодах, которые приключились с ней в станице. Когда произошел первый случай — она точно не помнит, было это давно, была осень, было холодно.

— Рано утром подошли два мужчины в трусах, в теплых куртках, — вспоминает Джабраилова. — И говорят: «Женщина, как нам пройти на центральную дорогу, чтобы можно было бежать?» Я говорю — вы откуда вообще в таком виде? А они говорят, вон там, жили у Мунтьяновых. Я показала им дорогу, а они говорят: «Нет, нам по асфальту не надо идти, нам надо как-то так, чтобы нас не могли поймать». Я сказала им, что можно в обход обойти, мимо центральной дороги, и они ушли. Больше я их не видела.

А второй случай приключился в 2022 году. В дверь к Джабраиловой постучался худой мужчина, около 30 лет. Он хотел узнать у Татьяны, где находится. Татьяна сказала и спросила, как он здесь оказался? По воспоминаниям Татьяны, мужчина ответил, что был он на вокзале в Ростове, хотел ехать к брату. К нему подошел молодой парень, предложил выпить — холодно было, так что он не отказал. А очнулся уже в каком-то сарае. Выбравшись из него и придя к Джабраиловой, он попросил у нее позвонить в Ростов, его брату, чтобы он его забрал. Джабраилова созвонилась с братом, тот сказал посадить потерянного мужчину на маршрутку до Волгодонска, там его встретят.

— Повела его на остановку. Пока мы стояли, ждали маршрутку, подошел парень — молодой цыган. Но не он, не подсудимый. С палкой. Говорит: «А ну, быстро на место». А парень на меня смотрит, защиту ищет. Я говорю: «В чем дело, чего ты к нему пристал?» Он говорит: «У меня бензопилу он украл». Я говорю: «Раз такое — есть администрация, там участковый, пожалуйста, идите, пишите заявление о краже». Он говорит: «Я никуда не пойду». Этот цыган с палкой, вроде Мунтьянов, говорит: «Я тебя отпускаю». Подошла маршрутка, я посадила этого парня, купила ему билет — и больше никогда не видела, — говорит Джабраилова.

Она никуда не обращалась после этих происшествий, ни в полицию, ни куда бы то ни было. «Живет одна, ей это не надо», — сказала она. Почему именно к ней приходили дважды? Татьяна думает, что это потому, что у нее свободно просматривается двор и видно, когда она в нем находится. Свидетелем она стала только после того, когда к ней пришли сотрудники розыска.

Джабраилова неоднократно подчеркивала, что в селе живет несколько семей Мунтьяновых — несколько домов, несколько братьев.

У Джабраиловой спросили: знала ли она, что семья Мунтьяновых — будь то ближние или дальние их родственники, — используют труд наемных рабочих?

— Да, конечно. Все знают об этом. Не из тех побуждений, что они их насильно заставляют. Есть люди такие, которым жить негде. Жить негде — они сами, хотя бы зиму перезимовать где-то, под какой-то крышей, — сказала местная жительница. — Есть Мунтьяновы, которые неплохо относятся к людям.

После разговора обеих сторон со свидетелем зампрокурора Кострюков ходатайствовал зачитать предыдущие показания Джабраиловой, которые она давала следователю, поскольку «имеются существенные противоречия».

Расхождение заключалось как раз в части того, что ранее Джабраилова указывала на Ивана Мунтьянова по второму эпизоду, как на «цыгана с палкой». Почему в предыдущих показаниях записан именно Иван, прояснить она не смогла: «Записали так, наверное. В этой части было не так».

— В этих семьях, в Мунтьяновых, их же много! Я в них запуталась, — призналась Джабраилова.

— Так тут же о Федоре и Иване речь идет, — отметила судья Нездоровина, говоря о показаниях.

— Разве их запомнишь? Я знаю своих соседей, Мунтьяновых. А вон там… Я их почему, когда подсудимых привели, — если это они, то я узнаю сразу. Но это не они.

— Не соседи ваши?

— Не соседи мои.

— То есть, вы подсудимых знаете, в станице видели, но это не ваши соседи, которых вы знаете как Мунтьяновых?

— Да, как Мунтьяновых.

В тех самых показаниях, которые Джабраилова давала следователю, она говорила, что в деревне известно о случаях, когда люди убегали от цыган, но их «ловили на трассе, после чего вывозили в лес, применяя насилие».

Но, отвечая на вопрос адвоката, она прояснила: лично она этого не видела, сказать точно, кто запустил эту информацию — не может. Просто разговоры в станице.

Когда вопросы к Джабраиловой закончились, ей предложили покинуть заседание. Она согласилась.

— Душно тут у вас!

Суд объявил перерыв.

Зампрокурора Кострюков подбивает фотографировать адвокатов. Адвокаты просят их не снимать и предлагают сфотографировать обвинителя. Прокурор от этой идеи тоже не в восторге. «Соревнование в скромности» вызывает у всех улыбку. Не фотографирую никого, кроме судьи.

Среди слушателей заседания, помимо меня, две невысокие смуглые брюнетки в косынках с богатой бижутерией. Они пришли поддержать обвиняемых, как я понимаю. В шутку предлагают сфотографировать их — в шутку соглашаюсь.

Тут же слышу от них угрозы — тоже шуточные.

Выбегаю на перекур, ненароком слышу, как адвокат говорит по телефону.

— Да она вообще молодец! Не врала.

Вторая половина заседания началась с допроса Екатерины. Она предоставила суду документы, подтверждающие личность Александра, и рассказала об обстоятельствах его исчезновения. Затем приступили к допросу Александра Горобченко.

— Я по хозяйству, по сезону [помогал Мунтьяновым]. Живу в Дубенцовской. Подсудимых знаю.

— В каких отношениях? — спросила судья.

— В нормальных.

Судья зачитала список пятерых потерпевших по делу. Александр сказал, что по фамилиям их не знает, но имена знакомы — работал с ними. Дальше к допросу приступила защита.

— 6 апреля 2022 года я познакомился с Иваном Мунтьяновым в Севастополе, — вспоминает Александр, щелкая четками за своей спиной. — Он подошел, предложил поработать… Я раньше работал, знаком с такой работой. Согласился. Поехали.

На вопросы адвокатов Александр отвечал чаще всего односложно и негромко, развернувшись в сторону обвиняемых. Судья Нездоровина неоднократно указывала, что Горобченко следует отвечать на вопросы в ее сторону, но Александр редко сводил взгляд с Мунтьяновых и их защитников. Расслышать его ответы было сложно.

— Семья имелась у вас в городе Севастополе? — спросил адвокат.

— Ну, как бы, с Катей там последнее время… — ответил Горобченко.

— То есть, вы сожительствовали?

— Ну да.

Смотрю на Екатерину, она сидит на скамье слушателей рядом со мной. Она качает головой.

— Ну давайте дальше, — сказал адвокат. — Вы согласились [уехать]. А почему Екатерину не уведомили?

— Ну, как бы… Спонтанно уехал! — смеясь, сказал Александр.

Александр описывал условия так: было проживание, питание, выпивка и сигареты. И 500 рублей за один рабочий день. Александр согласился на это добровольно, по пути, в машине, его никто никуда не прятал. Куда конкретно ехал он на работы — Горобченко не знал. «Честно говоря, не интересовался», — сказал он. Только добравшись до Дубенцовской, он узнал, где оказался.

Александру показали дом, условия его устроили, проживал он там добровольно. Жил вместе с другими рабочими. Отношения в коллективе были нормальные, негатив в сторону Мунтьяновых они Александру не высказывали.

Вопросы адвокатов нередко были «закрытыми» — это значит, что Александр мог ответить на них коротко, «да» или «нет», не вдаваясь в детали.

Мог ли Александр свободно перемещаться по домовладению? Абсолютно. Кто-нибудь его или других работников замыкал в помещениях? Нет. Было ли запрещено выходить за пределы домовладения? Нет, конечно! Были ли сторожа? Нет. Контролировали ли, как проживали, Иван и Федор — были ли требования, указания не покидать место жительства? Нет.

И так далее.

— Работали на поле, у корейцев там, у фермеров. По поселкам выезжали на овощи, на теплицы по весне, когда подготовка была, посадки. А так, по сезону работа меняется. Уборка, доуборка, — рассказывал Александр.

— Добровольно осуществляли [работу]?

— Ну, конечно!

Насилия по отношению к другим работникам, как и к себе, Александр от Мунтьяновых не заметил. Кто хотел — работал, кто не хотел — уходил. В рабочие дни на обед приносили из магазинов колбасу, кетчуп, майонез. Вечером, в ужин, кормила Инна, она была за повара среди рабочих. Было первое — суп с мясом, на второе — когда макароны, когда гречка, когда крупы. Чай, сигареты и спиртные напитки давали ежедневно. Средства ухода предоставляли без проблем, одежду тоже. Что захотел — запросил у Мунтьяновых, они предоставляли.

Условия у всех были одинаковые. По поводу зарплаты в размере 500 рублей в день был нюанс. Деньги выдавали по запросу рабочих. Позже, когда Александра опрашивала защита, он сказал, что деньги ежедневно не забирал: «Не было необходимости».

— Как оплачивался ваш труд, можете пояснить? — поинтересовался адвокат.

— Когда была необходимость, ну, грубо говоря, список написал — тебе привезли, что надо. А если надо в магазин — взял денег да пошел в магазин. Если халвы-малвы захотелось.

Покупки для рабочих по их запросу были в счет зарплат. При этом, отвечая на вопрос адвоката, Александр сказал — учет денег не велся. Да, работники уходили. Таких случаев, чтобы их под принуждением возвращали — не было.

Словом, на заседании у Александра не было жалоб на его бывших работодателей, оказавшихся за решеткой на скамье подсудимых. А с тех пор, как Мунтьяновых привлекли к делу, он так и не покинул их дом — ему нравились условия.

На всех рабочих, живших у Мунтьяновых, был один телефон. Екатерине он не звонил.

Забыл телефонный номер, говорит.

Писем не писал.

— Не было необходимости, — сказал Александр.

Обвинение тоже допросило Горобченко.

— Почему вы согласились поехать сюда, в Ростовскую область? — поинтересовался зампрокурора Алексей Кострюков. — Что вас не устраивало в Севастополе?

— Просто давно не был… Просто хотел съездить, посмотреть.

— Почему поехали без документов, сразу с того места, где находились? — уточнила судья Нездоровина.

— Вы сказали «спонтанно», — вклинился Кострюков. — Это как?

— Ну как? Предложили, сел да поехал, — с усмешкой ответил Горобченко.

Александр покинул рынок вместе с Иваном, будучи нетрезвым. Выпил он сам, его не подначивали и не предлагали. А про то, чтобы взять с собой документы, он «как-то не подумал».

Судья Нездоровина кратко зачитала показания потерпевших по делу.

Карнаухов: «Зимой жили в кухне. Спал на полу, как хрюшка. Болел, не оказывали помощь».

Бучинский: «Кормили деркой-капустой, чем кормили бычков. Всё было грязное. Уйти мог, но боялся, так как вернут. Били по печени, три удара».

Бойкова: «Где жили, там муж, я и два парня. Там нары, на них спали. Часть пола была, а часть пола — из земли. Зрение стало падать-падать, в итоге ослепла. Не помогали получить должную помощь. Кормили всех одинаково — полголовы свинины на первое, вторая половина — на второе. Вывозили, попрошайничала. Сидела голодная».

Все потерпевшие показали — им никогда не платили деньги, зачитала Нездоровина. Она поинтересовалась у Александра, что он может сказать об этих показаниях.

— Не знаю, я не голодал.

— А почему люди так рассказывают? — спрашивает судья.

— Я не знаю.

— Вы по сей день живете у Мунтьяновых?

— Да.

— И документов у вас по сей день не было?

— Да.

— Скажите, вы хоть раз пытались уехать?

— Нет.

— А сейчас захотели?

— Посмотрим.

Сквозь присыпанный листьями двор торопимся к машине — я, Екатерина и Александр. Нас сопровождают два сотрудника органов в штатском. Предоставить их просила Екатерина, видимо, на случай, если цыгане попытаются «отбить» Александра.

— Да нормально там всё было, — говорит Александр.

— Саш, так может останешься тогда? — с участием интересуется Екатерина, без укора в голосе. Александр идет дальше с нами.

Дойдя до автомобиля, прощаемся с полицейскими. Закуриваем, делимся впечатлениями и планами. Первым делом — добраться до Севастополя, потом — сделать паспорт. Екатерина спрашивает: «Может, не стоит торопиться? А то мобилизуют ведь». Александр призывает не переживать — по его мнению, мобилизуют только по желанию.

Дальше разговор съезжает на боевые действия на Украине. Я не нахожу слов, чтобы присоединиться к беседе.

Когда садимся в автомобиль, знакомая Александра, смуглая и черноволосая женщина, в косынке и платье в пол, останавливает нас. Не дает мне закрыть дверь пассажирского сиденья спереди.

Она всё настаивает, чтобы дать Александру в дорогу какой-нибудь гостинец, что-нибудь покушать, денег. Я — против, Екатерина — тоже. Спрашиваем Александра.

Ему всё равно.

Закрываем двери, едем обратно в Ростов. Спрашиваю у Александра — не под давлением ли он давал показания? Говорит, что нет. Да и потерпевшие вызывают у него сомнения — во вменяемости одного из них он высказывает сомнения.

— На мышей ездили, травили. Ну, зерно отравленное — он знал. А потом удивлялся, что желудок крутит. Человек, я так понял, попал в аварию где-то, — рассказывает он.

— Когда Катя тебе звонила, спрашивала, хорошо ли тебе — почему ты не ответил? — спрашиваю у Александра.

Однозначно ответить на вопрос он не может.

— Это в первый раз ты попадаешь в такой работный дом?

— У цыгана я работал на пасеке до этого. И с цыганами у меня всегда складывались отношения.

По словам Александра, в прошлом году, когда приходили следователи в дом к Мунтьяновым, рабочие были в Волгодонске. Работали на кирпичном заводе — разбирали котельную на кирпичи. Рабочих привезли в следственный отдел, а затем отпустили.

— Как ты думаешь, откуда дело завелось?

— Не знаю! Сколько работали — всё нормально, тихо, никаких проблем, — рассуждает Горобченко. — Скорее всего, я не знаю, может, кто-то из соседей наговорил? Там же тоже цыгане, они между собой друг друга не шибко…

По словам Горобченко, в селе много таких семей, которые так же держат наемных рабочих.

— Саша, как так? — срываюсь я. — Почему так? Вроде не дурак, вроде красавчик, всё знаешь, всё понимаешь. Чего ты подвязываешься в такие авантюры, чего ты оказался в таком блудняке?

— Как-то так попал. Я живу… — он подбирает слова. — Живу от ситуации.

— Когда это началось?

— Как начал бухать плотно.

— Завязывать планируешь?

— Поживем — увидим.

— «От ситуации», да?

Александр молчит, едем дальше. Екатерина спит. Весь путь от Севастополя до Волгодонска она провела без сна.

Ближе к Ростову уточняю: а откуда вообще такая тяга к путешествиям?

— А если бы были у тебя родители хиппаны? — смеется он. Его отец был контрабасистом, а мать — пианисткой. — Которые объехали автостопом поболее моего. А так школу закончил — и в путь. Поначалу было интересно просто посмотреть, сравнить, где что, как. А потом сам кайф — знакомства. Тем более, когда тебя уже знают по половине городов страны.

Александр уверен — вернувшись, первым делом получит паспорт. А дальше «по ситуации». Спрашиваю Екатерину — что теперь в планах у нее?

— Не знаю, — вздыхает она. — Надо помочь с паспортом, документы. А так — дел полно. Надо, чтобы жил он где-то, блин. Где-то пристроить, — она обращается к Александру. — Где ты будешь жить?

— На даче, — коротко бросает он.

— На даче будет жить.