Дали по морде — мужчина? Журналист — о дедовщине в российской армии и тех, кто её поддерживает

Илья Ботыгин стал очередной жертвой армейской дедовщины — вы уже могли прочитать, как он, его мать, а также его друзья и близкие рассказывают об избиениях и издевательствах, которые происходили в воинской части в Нижнем Новгороде. О том, почему дедовщину не могут изжить из армии, и о своём столкновении с этой проблемой рассказывает журналист Юрий Скородумов.

Меня радует отношение тех наших читателей, которые возмущаются дикому случаю, который произошёл в Нижнем Новгороде. Но есть и те, кто воспринимает подобную жесть в качестве нормального положения вещей. «Армия вырабатывает силу воли. Он не прошёл подготовку», «Не было в армии ничего хорошего, всех учили унижаться, но эту школу нужно было пройти», — пишут некоторые читатели.

Каким образом это тренирует волю? Зачем нужно проходить «школу унижения»?

Я уже писал о том, как я проходил службу в Семёновском полку в Москве. Если вкратце — ничем хорошим мне этот год не запомнился, кроме как выездами на кладбища для участия в генеральских похоронах. Туда нас звали торжественно палить из ружей в небо. Я, правда, не палил, а нёс перед гробом портрет покойного. Веселья мало, но лучше было провести день на свежем воздухе, чем сидеть в казарме и до бесконечности заниматься приборкой или драить автомат, из которого стрелял один раз.

Была и дедовщина, куда же без неё. Часть части рознь, конечно, а наша была показательной, поэтому жести было не очень много, а если что и было — скрывали.

Неуставные отношения шли не от рядовых, которые отслужили больше нас — таких у нас просто не было. Получить можно было, во-первых, от сержантов, которые появились здесь примерно за полгода до нас. Во-вторых, от лейтенантов, которые руководили взводами. И, в-третьих, — от старлея, командира роты.

Сильнее всего бил как раз старлей. Первый раз мне от него попало из-за того, что я не знал правила перезарядки автомата. Так получилось, что в роту я прибыл одним из последних и почти сразу попал в лазарет с температурой под 40. Пока остальных хоть как-то обучили тому, что они должны делать на стрельбах, я мыл пол медсанчасти (лечить меня при этом никто и не лечил). И когда уже на стрельбах я глупо пялился на АК-74 в своих руках и не понимал, куда нужно нажать и что от меня требуется, на меня обрушился шквал матов и пинков по ногам. Уже не помню, как я отстрелялся. Скорее всего, плохо.

Второй раз он застал меня в тот момент, когда я присел посидеть на кровать. В армии сидеть на кроватях почему-то нельзя. Ну вот так уж вышло. Везде можно, а в армии — нет.

Были и другие моменты. Например, когда из-за неверно заполненного журнала со всего размаху прилетало по голове этим же самым журналом. Или когда в новогоднюю ночь меня разбудил лейтенант и потребовал убрать с тумбочки какую-то папку (не мою), добавив к словам внушительную затрещину. Хорошо встретил Новый год.

Другой момент в том, что дедовщина — это не только побои, но и просто помыкание тобой как рабочей единицей. Меня, помнится, отправляли помыть лейтенантам посуду, убрать за ними в общежитии, сходить за кофе. Однажды мы с товарищем даже отмывали до блеска жутко грязный холодильник того самого старлея. Вот это мужчины, вот это защитники Родины!

Но, конечно, по сравнению с издевательствами в Нижнем Новгороде это всё мелочи. Кто-то скажет, что мне даже повезло, и будет прав. Но речь совсем не об этом, а о самом факте дедовщины. Помнится, Владимир Путин три года назад заявлял, что дедовщина у нас в стране «почти изжита». Нет никакого «почти», она просто есть. Я свидетель, Илья Ботыгин — свидетель, и много кто ещё. Но самое страшное, что она, скорее всего, в ближайшем будущем никуда не уйдёт.

Мы имеем дело с системой, из которой очень сложно выйти.

Там не принято жаловаться и обращаться за помощью. После выхода из армии парни хвастаются тем адом, который они прошли, то ли чтобы оправдать себя как жертву, то ли сравнивая это с какими-то жизненными проблемами, которые они выдержали с успехом. Так вот, нет: не оправдываете и не выдержали — просто потерпели. И не смотрите с презрением на тех, кто открыто заявил о своих проблемах — они смелее вас, промолчавших в угоду дедовщины.

Я не призываю всех срочников восставать против целой армейской системы в открытую — во многих частях это может плохо для них закончиться. Но что-то с этим надо делать. Может быть, ответ есть у вас?