Рязанской губернии в этнографическом отношении повезло: в ней веками складывались две не похожие друг на друга субкультуры. На севере, в лесах жили так называемые мещеряки, а на юге — «степные». Заметно отличались не только быт, но и их психология...
Верю всякому
Феноменальную доверчивость мещеряков — тех, кто жил на территории современных Клепиковского и Касимовского районов — отмечал еще «Вестник рязанского губернского земства» в 1914 году. В качестве примера приводится воскресный базар в селе Палищи.
На этот базар уже в субботу стягивались обозы с юга губернии: «степные» везли хлеб жителям лесов, которым болотистая Мещера не оставляла простора для земледелия. Крестьяне приезжали зажиточные и привозили с собою не один воз отличного зерна. Муки — товар подороже — везли меньше, так как и спрос был меньше. Но за любой товар мещерский крестьянин давал «степному» задаток 50 копеек, подгонял воз, грузил несколько мешков и укатывал в свою деревню.
Там зерно ссыпалось в амбар, крестьянин возвращался за следующей партией. Так ездил целый день и только вечером, приехав за последней партией, вручал продавцу всю причитающуюся сумму. Не было случая, чтобы кого-нибудь обманули на этой ярмарке. Интересно, что автор земского «Вестника» с удивлением отмечает такой факт — ему, городскому жителю, обман при торговле казался делом обычным, а крестьянская честность — нет.
Сделано на совесть
Известен и пример с рязанскими плотниками, которые никогда, ни при каких обстоятельствах ни аванса не брали, ни договора не заключали. А к 1914 году, чтобы вы понимали, плотницкое дело стало для рязанцев, как заметил газетный корреспондент, «чем-то кастовым».
На отхожий промысел ходили не только в Питер и Киев, но забирались и за Урал, и в Среднюю Азию; и «косопузый» — это название профессионального плотника, совершенно необоснованно перенесенное на рязанцев вообще. Просто в любой мещерской деревне всякий мужчина был вынужден этим заниматься: хлеба-то на болоте не посеешь, нужно деньги зарабатывать! Так вот, наших плотников обманывали заказчики, недоплачивали, говорили, что работа плохая. Но те как привыкли работать «на совесть», а не по договору, так и работали, пока к концу 1920-х годов этот промысел не сгинул вместе со всей «старой» крестьянской жизнью, на корню загубленной государством.
Два стиля жизни
Южные степные деревни всегда жили богаче, чем мещерские. Почему так вышло? Причин можно найти множество: и хорошая урожайность на черноземных почвах (а в Мещере, как мы уже заметили, болото одно), и даже несколько другой климат: в степи гуляют ветры, там сухо и свежо; в лесу же сыро и прело (исключая те массивы соснового леса, из которых к 1911 году отвел всю воду генерал Жилинский, и которые из-за этого с тех пор благополучно горели уже не один раз). Короче, в лесу страшны и пожары, и хищники, а люди, населившие мещерские деревни, в большинстве вели родословную от угро-финно-мордовских племен, теснимых славянами с «хорошей земли».
Соответственно, мещеряки были малообразованы, больше зависели от своего промысла, чем от своей земли, и жили в постоянном тревожном ожидании: Не сгорим ли? Перезимуем ли?.. От этого сделались они суеверными и склонными к меланхолии.
Не то было по правому берегу Оки, в степях.
Деревни жили богаче, каменных строений там было в разы больше. Например, характерных для Рязанщины кирпичных амбаров, до сих пор сохранившихся по области, где стены такие толстые, что все лето держится постоянная температура +5 по Цельсию, как в холодильнике. Строились деревни более размашисто, с четким планом, с прямой широкой улицей, а не «нагромождением домов одного на другой». Население происходило в основном от казаков и московских служилых людей, то есть людей свободолюбивых и для своего времени передовых, присланных в XV веке охранять рубежи Московского государства.
К ХХ веку их потомки оказались образованнее, чем мещерские соседи (сел было очень много, соответственно, и церквей тоже много, а где раньше была церковь — там и школа была). Современники отмечали их тягу к культуре.
Моды и шляпы
«У каждой девицы должны быть обязательно три-четыре шерстяных костюма, столько же из «сатинета» и до шести простых ситцевых. Это костюмы праздничные; рабочие не считаются. Обуви — ботинки с галошами и простые полусапожки; для зимы — валеные сапоги и суконные ботинки. Одежда: суконная меховая шуба, рабочая шуба, крытая «малескином», суконная поддевка или таковой же «сак». Без этих вещей девица почти не может надеяться выйти замуж», — писал «Вестник земства» о крестьянках южных уездов. Можно видеть, что уровень деревенской жизни в 1914 году держался на хорошей отметке. А вот еще цитата: «Проникла к нам и косметика вроде пудры «лебяжий пух», личной помады разного цвета, кольд-кремов, просто «кремов», мыла разных названий и запахов. Духи тоже сбирают дань от нашего молодого поколения. Солнечный зонт начал тоже появляться в деревне».
Словом, жительницы южных деревень Рязанщины вполне могли состязаться с городскими в вопросах моды.
Разные приближения
Двадцатый век, породивший массовую культуру, сгладил многие различия и в быте, и в психологии самых разных людей. Сегодня деревни по разные стороны Оки в укладе жизни едва ли отличаются друг от друга. Но при въезде в лесную и степную деревни ощущения все равно разные, как будто есть что-то в воздухе, в окружающей природе, что неслышно меняет нас, и становится чуть-чуть понятней, что чувствовали люди, жившие на этом месте лет сто назад.
Искал различия Дмитрий Бантле