Тонкое моделирование

Технологии проникают в нашу жизнь, можно сказать, до корней волос: и в парикмахерском искусстве они сегодня столь же важны и развиты, как и в микроэлектронике. Как развивать и какой ценой продвигать эти технологии, рассказывает учредитель школы-студии парикмахерского искусства, воспитавший не одно поколение мастеров стиля, Виктор Шарапов.

— Виктор Дмитриевич, с чего началась ваша школа?

— Идея создать школу возникла еще в прошлом веке. В конце 1970-х годов я уже набрал немало опыта и как мастер у кресла, и как конкурсный мастер. Работал в Рязанском городском объединении парикмахерского хозяйства, много выступал на конкурсах. Ну, а после того, как отучился во Львове на двухгодичных курсах, меня назначили на должность главного художника-модельера.

И вот тогда при городском объединении мне доверили организовать и возглавить лабораторию, в которой разрабатывалась и внедрялась мода, происходило повышение квалификации. Мы принимали экзамены у молодых специалистов, разбирали сложные ситуации между клиентами и мастерами: кому-то цвет не понравился, у кого-то волосы после химической завивки стали отваливаться...

— Такое часто случалось?

— В то время нередко. Качество парфюмерии было ниже, и каждый мастер сам готовил химические составы, смешивая компоненты, так сказать, на глаз. Это сейчас технологии ушли вперед, и мастер использует, как правило, готовые продукты... Но я продолжал и ездить на чемпионаты, ведь участие, а тем более - победа в них означает для парикмахера статус. Вошел в сборную России, а затем — Советского Союза: туда входило всего пять мастеров со всей страны.

Наша команда принимала участие в международных конкурсах среди парикмахеров из соцлагеря. А в этих странах мода все равно развивалась не так, как на Западе.

— Почему?

— В капстранах этот процесс шел гораздо интенсивнее, быстрее, ярче; была очень жесткая конкуренция. А у нас существовали границы моды, причем определялись они чисто политически: не надо брать пример с Запада, у нас должна быть своя мода. Даже те зарубежные журналы, которые выходили во всем мире — таких было штук пять — к нам «не просачивались».

Я узнал о самом существовании этих журналов только когда стал ездить на чемпионаты Советского Союза. В СССР они поступали в единичном экземпляре. Их переводили, определяли, что из представленного может стать «социалистической модой», и давали нам в руки... на час. Можно было смотреть — но не фотографировать. Мы старались все запомнить, а информации-то открывалось море... Но мне повезло: я неплохо рисовал.

Я быстро делал наброски, и все мне завидовали, что я, хотя и не знал технологического процесса создания именно таких причесок, мог их как-то зафиксировать и потом воспроизвести на клиентах. А клиенты мечтали попасть ко мне, потому что для них открывалась возможность сделать что-то новенькое...

Когда я работал в лаборатории, впервые пришла мысль, что свои знания нужно передавать. У меня уже были ученики: в числе первых — известный на сегодня в Рязани мастер Василий Селиверстов, и многие другие. Я видел результат своего обучения: они занимали первые места на чемпионатах. Так почему бы не открыть настоящую школу? — мечтал я, хотя и понимал, что в то время эта мечта была неосуществима. Прошло еще много лет, прежде чем эта мысль реализовалась.

Пути к знанию

В середине восьмидесятых я уехал в Германию: работать парикмахером для советских военнослужащих. Но, конечно, было очень интересно посмотреть, как работают наши немецкие коллеги, увидеть технику и методику работы.

Командировка эта продолжалась четыре года, и все это время я старался подсмотреть, как работают люди. А когда я вернулся, начались девяностые, и появились кооперативы. Можно было самостоятельно начинать профессиональную деятельность.

— И вы начали?!

— Сразу не хватило духу: я не представлял, как вести бухгалтерию, налоговую отчетность и т. п. Я был подготовлен только как профессионал. И всю затею отложил, и уехал работать в Москву, в салон Долорес Кондрашовой, моей учительницы, тренера сборной СССР, салон которой считается лучшим салоном мира. Все сегодняшние ведущие мастера — ее ученики.

Два года я отработал в ее салоне, получил массу новой информации. А через некоторое время меня пригласили в Мюнстер.

— Кто пригласил?

— Российско-немецкое общество. Если помните, Мюнстер — город-побратим Рязани. Делегация оттуда приехала в Рязань, я случайно встретил их и спросил: чем вы занимаетесь? Они говорят: помогаем учителям, инженерам, студентам организовать поездку в Германию, чтобы стажироваться или работать, делиться опытом. Я интересуюсь: а парикмахеров туда не отправляете? Отвечают: такого не было случая. Жаль, говорю, я бы съездил. А через год меня пригласили, я поехал на три месяца в Мюнстер.

«Я приобрел наше нынешнее помещение на Соборной, стал его отстраивать. В здании более полувека не было капитального ремонта, оно просто рассыпалось, пол и потолок качались, кирпичи можно было свободно рукой вынимать из стен».

Там стажировался в школе парикмахеров. Немецкая школа парикмахерского искусства считается одной из самых основательных в мире. Немцы, как известно, педантичны, пунктуальны, щепетильны в вопросах обучения. Мне это очень понравилось.

Затем еще на месяц съездил в Гамбург, на студию «Велла», работал в команде немецких мастеров. И вот, набравшись сил, уверенности и информации, я вернулся из Германии с твердым намерением открыть свою школу. Шел 1994 год.

Роль квадратных метров

Места не было, денег не было. Я ходил по Рязани и тоскливо думал: где найти помещение? Прошел через кабинеты разных чиновников, просил помещение в аренду — все сочувствовали, говорили: да, мол, здорово, но свободных помещений у нас нет. Когда я понял, что хожу кругами и ходить можно бесконечно, и все будут сочувствовать, решил что-то предпринимать своими силами.

Случайно узнал, что есть парикмахерская для сотрудников в торговом доме «Барс». Работала она не целый день, а часов до трех, а с трех до семи оставалось свободное время. Я договорился с администрацией об аренде, и у меня появилось рабочее место — и тут же откуда-то появились ученики.

— Рекламу давали?

— Денег на это не было! Был только наработанный опыт. Но, когда приходишь к какому-то результату — это, наверное, закономерно. Случайностей не бывает. Знакомые стали просить обучить детей, я не отказывал, меня окружили ученики, помогали работать с клиентами...

Через некоторое время спустились на этаж ниже, ведь туда, где мы работали, попасть было сложно: требовалось проходить через служебный вход, предъявлять паспорт и т. д. А тут освободилось помещение в торговом зале. Сначала это было 18 квадратных метров, на которых находилось человек 14: и клиенты, и ученики, и я... Но все были очень довольны. А я подмечал, кто из учеников хорошо стрижет, кто красит, кто укладывает — и исходя из этого рассаживал клиентов по ученикам.

Потом освободилась еще комната, помещение расширилось и работа пошла: записывались на неделю вперед.

А дальше я увлекся, стал рисковать еще больше: мой друг предложил мне в долг деньги, на которые я приобрел наше нынешнее помещение на Соборной, стал его отстраивать. В здании более полувека не было капитального ремонта, оно просто рассыпалось, пол и потолок качались, кирпичи можно было свободно рукой вынимать из стен. Пришлось полностью менять перекрытия, причем старые убирать было нельзя: вставляли дополнительные металлические балки, поэтому полы несколько поднялись, и потолки стали пониже.

«В конце 1980-х годов парикмахерских в городе было не больше 37. Сейчас — больше двухсот. Представьте, какая мощная конкуренция!»

Сняли крышу со здания, чтобы возвести дополнительный этаж. Только это сделали — начались ливни. И они шли полгода, каждый день. После первого ливня упал весь потолок. Хорошо, что у нас сварной линолеум на полу — воды было чуть не до колена. Откачали ее насосом, но с потолка продолжало лить, мы устроили водосборники из полиэтиленовой пленки.. Но клиенты с пониманием относились ко всему, приходили, стриглись. Одна клиентка, увидев переплетение инженерно-технических коммуникаций на потолке, восхищалась: как здорово придумано, какой дизайн! Мы говорим, да, дизайн! А это у нас потолок отвалился (смеется).

Ну, а тем временем мои первые ученики подросли, и лучших я оставил в качестве педагогов.

Гранит мастерства

— Сколько на это потребовалось времени?

— Первую группу я готовил больше трех лет. Я один преподавал и теорию, и практику, был и бухгалтером, и снабженцем... Поэтому учебный процесс несколько растянулся — но это оказалось даже на пользу. Когда мои ребята сдавали экзамены, руководить комиссией приехал мой друг, маститый парикмахер, который сказал: «Какой пятый разряд? Им модельеров уже надо давать!»

— В чем заключается экзамен парикмахера?

— Нужно сделать мужскую работу, причем с окраской, затем женскую, также с окраской, и каждую работу в трех видах: повседневную, вечернюю и конкурсную. Самые сложные — конкурсные работы, для их выполнения требуются нестандартные знания и умения.

— У вас авторская программа?

— Мы ориентируемся на государственную программу. Конечно, есть в ней и мои авторские наработки. У нас частное образовательное учреждение — профессиональный лицей, но программа должна соответствовать государственному стандарту.

Стандарт подразумевает, что есть, например, прически из длинных волос: нужно уметь выполнить такие-то и такие-то. Нужно уметь выполнить завивку, покрасить волосы. Парикмахер третьего разряда, например, знает только основы окрашивания, а четвертого-пятого может выполнять сложные виды окрашивания. Я добавляю сюда еще и свои, более интересные, более сложные.

— Почему в разных парикмахерских можно заказать одну и ту же стрижку — например, «полубокс» — и везде получается по-разному?

— Это в советское время было три стрижки: «молодежная», «бокс» и «полубокс». Все остальное называлось модельной стрижкой. Три стрижки обязательно должен был уметь выполнять парикмахер, модельную — мастера более высокого класса.

Потом начали разрабатывать новые стрижки. А как их разрабатывали? — Копировали из журналов, о которых я говорил, и называли, например, «аврора» или «Саша». И такая стрижка становилась модной на всю страну!

Сейчас все поменялось: каждый мастер стрижет индивидуально. И тот же «полубокс» каждый может «трактовать» немножко по-своему! В нашей школе-студии мы вообще не используем названий причесок: клиент приходит, открывает журнал с фото причесок и выбирает, что нравится. Мы обсуждаем все с клиентом, приходим к какому-то варианту. Ведь каждый чувствует, что ему хорошо, что плохо. По этому принципу я обучаю и будущих парикмахеров: не начинать стрижку до тех пор, пока не определились, что хочет клиент.

Условия с веником

— Где вы учились?

— Тогда в Рязани был только учебно-производственный комбинат — он и сейчас работает на Шлаковом. А еще можно было учиться у кресла мастера. Этот вариант я и выбрал.

— Где именно?

— В парикмахерской на улице Циолковского: она была очень известной, считалась экспериментальной. По соседству с мужским и женским залами была и детская парикмахерская со знаменитой обезьяной в клетке.

Тогда учились полгода: я ассистировал, подметал... Потом давалось рабочее место. Мне повезло, потому что я мужчина — нас не так уж много среди парикмахеров. Девушкам было сложнее: профессия считалась очень престижной, и прежде чем разрешалось учиться, им требовалось два года отработать уборщицей в парикмахерской. Если работала хорошо, могла начать учиться, т. е. стоять у кресла в свободное от работы время. Таковы были условия: будешь хорошо убирать — дадим тебе место подменного мастера.

И вот я отучился в Рязани, затем в Ростове на курсах парикмахеров, потом два года во Львове, а находясь в сборной команде Советского Союза, ездил неоднократно стажироваться в Москву.

Где лучше

— Что изменилось в предпочтениях клиентов за годы вашей работы?

— Следить за собой начали мужчины. Я связываю это с тем, что у них появилась возможность зарабатывать. Раньше мужчины не зарабатывали больше женщин, зарабатывать просто не давали! Мне самому нужны были дополнительные деньги, и я устраивался дежурить на стройку — сторожем. Но не сам — а устраивал маму-пенсионерку, потому что было запрещено работать на двух работах. Что оставалось мужчинам — лежать на диване и пить пиво? Я считаю это бедствием: людей отучили работать.

— Приходилось ломать стереотипы?

— Конечно! Но очень деликатно. Я же не могу навязывать клиенту свою волю! У меня бывали моменты, что приходила клиентка и говорила: как считаешь нужным, так и делай. Я делал, как считал нужным. Она уходила в панике, со слезами — потому что не была готова. Но вот проходит день, и она звонит: «Извините, я не очень красиво себя повела, а пришла домой, мужу понравилось! Я думала, он шутит, а пришла на работу, все восхищаются! Оказывается, это я была не готова увидеть себя со стороны».

— Какая парикмахерская в Рязани лучшая?

— Скажу так: в конце 1980-х годов их было в городе не больше 37. Сейчас — больше двухсот. Представьте, какая мощная конкуренция! И критерий лучших, я думаю, простой: где много клиентов, там и лучшая. Сегодня клиентов привлекает качество работы, внимание и культура поведения парикмахеров.

Общался Дмитрий Бантле