«Мне еще со сроком повезло»: как строитель ушел на работу, а вернулся через четыре года, попав на «оборотней в погонах»

В Самаре пересматривают дело Бориса Асташкина. Несколько лет назад его уже осудили по «народной» статье о наркотиках. Но, пока он отбывал срок, выяснилось, что его дело сфальсифицировали. «Оборотней в погонах» осудили и посадили. Но дело Бориса Асташкина не пересмотрели — он отбыл свой срок полностью. И только в 2024 году делом несправедливо осужденного заинтересовалась районная прокуратура. Накануне очередного заседания Борис рассказал нашим коллегам из 63.RU свою историю.

Борис Асташкин встречает нас в самой обычной двухкомнатной квартире в хрущевке. Ремонт в ней он делает своими руками. Поначалу на наши вопросы он отвечает неохотно, особенно стараясь обходить тему военной службы. И для этого есть веские причины.

— Это было еще при советской власти. Я много разных подписок давал, что-то могу уже говорить, что-то до сих пор нет. Служил четыре года, с 18 до 22 лет. Был в Европе, в Польше, Германии, Прибалтику всю прошел. Демобилизовался во Вьетнаме в звании мичмана. Как меня занесло за границы Союза? Политика, сами понимаете. Наше влияние было довольно обширно, включая и Африку, и Азию. У меня один из сослуживцев вообще был в Эфиопии. А что он там делал? А я что делал во Вьетнаме? Служили, вот и всё, — рассказал Борис Асташкин.

Именно во время службы на флоте он в первый раз попробовал героин.

— Я точно не помню, как это произошло. Там, за рубежом, совсем другая жизнь. Много контрабанды проходит. Тем более мы молодые, не знали, где находились. Природа требовала свое. Тем более я год прожил под землей! Представляете? Попробуйте сами так прожить. И вопросов не возникнет, — говорит Борис. — У меня и радиационное облучение было, лечился в санатории, но не до конца, бросил. О том, что облучен, узнал случайно, уже после дембеля. Когда произошла авария в Чернобыле, меня в военкомат вызвали. Врач сам обалдел: «Где же ты столько хапнул?» Сейчас я не помню уже, сколько там нашли. Но если меня забраковали здесь, в Самаре, то сами можете понять, о каких цифрах может идти речь. Еще была контузия, но средней тяжести, так что инвалидность не оформляли.

С того момента он и начал употреблять наркотики. Однако сам Борис себя зависимым не считает.

— Это было от случая к случаю. Вот накопится рутина, месяц, два. Кто-то ящик водки покупает, а я вот так поступал.

Есть и другие эпизоды прошлого, о которых Борис Асташкин говорит неохотно. Он вскользь упомянул о семье, о внуке, а также о двух судимостях — за разбой и причинение телесных повреждений. После них, по словам самого Бориса, он вел самую обычную жизнь. Еще до призыва в армию он получил образование слесаря-инструментальщика. Затем ему удалось устроиться по профессии на завод.

— Я там работал со штампами и приспособлениями. Это тогда была элитная специальность. Затем работал на заводе «Кузнецов», движки самолетные делал. После армии уже на автобазу устроился, открыл новую категорию. Были раньше B и C, открыл D и E. Еще работал на автобусе водителем. Затем так получилось, что поступил в учебный комбинат, получил строительные специальности штукатура, маляра, плиточника, еще механика. Всё с корочками. Расширил, так сказать, свой кругозор.

Но если с обвинениями в разбое и причинении телесных повреждений Борис Асташкин согласен, то два других срока, по его словам, были несправедливыми. Он попал в колонию по «народной» статье о наркотиках, вышел в 2010 году. А потом получил еще один приговор, который сейчас и оспаривает.

— Я отсидел почти 4 года в колонии. Несколько лет живу с несправедливым обвинением. В дополнение наложили кучу ограничений. Например, нельзя приближаться к определенным местам. Выходит, я даже внука из детского сада встретить не могу! — пожаловался Борис Асташкин.

После выхода из колонии в 2010 году Борис Асташкин сумел вернуться к привычному образу жизни. Он устроился рабочим, занимался строительно-отделочными работами. Познакомился с женщиной, они стали вместе жить. Но с наркотиками не завязал.

Весной 2016 года Борис Асташкин вместе с напарником доделывал ремонт в многоэтажке. Коллега ушел с объекта пораньше, а Борис остался, чтобы навести последний лоск.

— Нам должны были выплатить 17 тысяч вроде бы. Но у нанимателя было 10, а остальное он предложил забрать потом. За мной заехала гражданская жена, и мы решили немного пройтись. Сначала зашли в торговый центр, я там напарнику пива и пельменей купил, себе что-то. Мы потом пошли к нему на объект. Посидели там минут 15 и затем пошли на остановку около университета, — вспоминал события того дня Борис Асташкин.

По словам Бориса, они успели дойти до парковки в районе бассейна «Дельфин». Там их остановили полицейские.

— Налетела толпа какая-то, непонятно ничего, темно было. Ничего не предъявили. Меня обыскали, забрали деньги и телефон. Головой мотают, мол, ничего не нашли. Я еще пошутил: «Пацаны, чё, не ваш день, не повезло?». Как оказалось, неудачно пошутил. Тот, кто меня обыскивал, сказал: «Ничего, всё исправим». Меня — в одну машину, женщину — в другую. Может, машин больше было, я в суматохе не смог посчитать. Погрузили в салон и увезли. Куда везли, черт знает, машина тонированная, да и темно было, — рассказал Борис Асташкин.

Полицейские привезли пару в отдел полиции № 9 Железнодорожного района. Выйти оттуда на свободу Борису уже не удалось — у него «нашли» наркотик.

После задержания силовики несколько часов разговаривали с Борисом.

— Они пытались уговорить меня, надавить через сожительницу. А я ее не видел, не знал, где она и что с ней. Народу много ходило туда-сюда. Все в штатском, непонятно ничего. Я успел спросить, кто у них главный, мне показали на Сергея Храновского. Он и сам много раз подходил ко мне. После нескольких часов уговоров, когда менты поняли, что результата нет, они открыли дверь в кабинет напротив. Там сидела моя сожительница Светлана. В потеках, хлюпает. Перед ней стоял Зленко. Давил на ее психологически. Мол, сейчас я тебя этой дубинкой изнасилую. А за дверью, как я потом узнал, стоял Бормотов, — заявил Борис Асташкин. — Я поскандалил, конечно. Думаю, любого нормального мужика бы это возмутило.

Борис признался, что от увиденного растерялся и уже с трудом соображал. Тут сказывалось как позднее время (около двух часов ночи. — Прим. ред.), так и стресс.

— Я человек прямолинейный. Мне по барабану, кто передо мной сидит. Да хоть депутат. Да и сотрудники эти мне не авторитет. Поэтому не стал стесняться в выражениях и рассказал ментам всё, что о них думаю. И поставил условия. Во-первых, они отпускают женщину, она доезжает до дома, звонит мне оттуда. Только тогда я подпишу. Сколько дадут за хранение, я знаю. Года три, ну ладно. Они согласились. Но и тут меня подвели, — признался Борис Асташкин.

Борис предполагает, что полицейские воспользовались его доверием и состоянием здоровья.

— У меня плохое зрение, и в тот день очков подходящих не было. Мне нужны отдельные очки, чтобы ходить по улице и чтобы читать. Так вот вторые не взял. Я понадеялся на элементарную порядочность. Не знал, что они меня обманули. Подписал всё, что дали.

Об обмане силовиков Борис Асташкин узнал несколько дней спустя.

— Я уже в камере был, познакомился с «соседями». Разговорились, кто за что. Я наивно сказал, что за хранение. А несколько дней спустя документы начали изучать, и мне заявили, что там не хранение написали, а сбыт. Я сначала не поверил, а потом начал скандалить. Но уже было поздно.

Во время предварительного расследования подозрения Бориса в нечестности полицейских начали укрепляться.

— Есть такая тема, как оперативно-разыскные мероприятия. Задержали и везут на место жительства. Ну вдруг что-то дома найдут. Мы сюда приехали, постояли у подъезда минут 15, был кинолог с собакой. А время было часа три ночи, что ли. Потом в протоколе написали, что обыск провели. Я начал уточнять, а что в квартире-то? Думаю, они сюда даже не заходили. И опрос соседей тоже «провели». Хорошо у них с фантазией всё, — добавил Борис Асташкин. — Просил провести дактилоскопическую экспертизу свертков, которые у меня «изъяли», проверить потожировые следы и снять копии с видеокамер на месте задержания. Всё отклонили.

В следственном изоляторе Борис пытался всеми возможными способами бороться с беспределом. Ему пришлось прибегнуть и к крайним мерам.

— Я писал много жалоб. Но их или игнорировали, или отклоняли. Потом меня несколько месяцев в карцере держали. А по закону положено не больше 14 суток. А в начале сентября я голодовку объявил. Как положено — написал заявление об отказе от пищи, его зафиксировали, передали по смене. Начали выяснять причину, потом предоставили всё необходимое. В камеру перевели отдельную. Ко мне в это время приезжал начальник УФСИН Алмазов. Я честно сказал, что меня обманули. Что дело шито белыми нитками.

Как вспоминает сам самарец, голодовка его ослабила.

— Я весил 48 кг. Меня в суд конвой заносил, а это еще и последний этаж был. Полицейские, которые меня задержали, приходили на меня посмотреть.

Но не только это подорвало здоровье Бориса Асташкина.

— В начале лета я еще в общей камере был. И, наверное, из-за стресса, что всё так навалилось, у меня клиническая смерть была. Просто остановилось сердце. Нужно отдать должное сокамерникам. Спасибо большое им. Они вовремя среагировали. Чтобы ночью в СИЗО врача вызвать, это целая история. Камеры же нельзя открывать, нужно группу реагирования поднимать. Но ребята — молодцы, достучались. Другие бы бросили это дело. Меня в больницу увезли, откачали. И прямой укол адреналина в сердце был, и дефибриллятор, чтобы сердце запустить. Я то приходил в себя, то снова отключался. Когда оклемался, вернули обратно в СИЗО. Там врачи поставили «удовлетворительное» состояние здоровья. А меня к следователю на допросы волочили просто. Я из камеры выходить отказывался. В итоге добился, чтобы фельдшер на допросах была, чтобы я сознание не терял, — пояснил мужчина.

Расследование уголовного дела Бориса Асташкина заняло немного времени. Также быстро прошел и суд. Приговор выносили за несколько дней до наступления 2017 года.

— Я до последнего надеялся на справедливость. Была надежда. Последнее заседание было 30 декабря. Народу почти не было. Ни следователя, ни прокурора, ни секретаря, ни моего адвоката. Были только конвой и судья. И все в предновогоднем настроении. Судья даже не стал весь приговор зачитывать. Только резолютивную часть. Мне гособвинение запрашивало 12 лет и 1 месяц, судья до 4 лет и 2 месяцев сократил. Спросил еще, доволен ли. А я уточнил, не является ли это таким подарком на Новый год? Спросили еще, буду ли обжаловать. Я потом апелляцию написал, только ее не приняли. А жалобу от адвоката рассмотрели. Но безрезультатно, — поделился воспоминаниями Борис Асташкин.

В колонии Борис продолжал пытаться привлечь внимание к своей ситуации. Он писал письма во все возможные инстанции и даже попытался связаться с нашим коллегой Иваном Голуновым. Однако безрезультатно.

— Какие-то мои письма терялись и не доходили. Я этого не знал, естественно. Потом, когда что-то начал подозревать, стал писать в двух экземплярах, — рассказывает Асташкин.

Тем временем оперативники, которые задержали Бориса Асташкина, сами оказались фигурантами уголовного дела о превышении должностных полномочий. И об этом Борис узнал, уже будучи осужденным.

— Ко мне приезжали сотрудники управления собственной безопасности. Они сказали, что нашли ворох [сфальсифицированных дел], но цифр не называли. Уже потом от журналистов узнал, что те полицейские сфабриковали за три года 269 дел. А пересматривать допустили только 17. И мое — в том числе. Вы представляете, сколько там наворотили? Мне еще, можно так сказать, со сроком повезло. А кто-то до сих пор сидит. Те менты уже вышли, а те, кого ни за что посадили, нет, — возмущается Борис Асташкин.

Борис считает, что стал жертвой «палочной системы».

— К работе надо относиться нормально. А у нас работать не любят, за зарплатой только ходят. Ничего не поменялось. «Палочная система» осталась, по кустам никто бегать не любит. А в теплом уютном кабинете посидеть — да. А с полиции отчеты и показатели требуют. И они вот так, как меня: на улице, вечером, по пути с работы. Шапочно, без разбора, — негодует Борис.

В 2018 году находящегося в колонии Бориса Асташкина признали потерпевшим по делу о фальсификации уголовных дел. Основными обвиняемыми стали шестеро полицейских: Сергей Храновский, Борис Чернов, Павел Бормотов, Андрей Зленко, Александр Путятин и Динислам Каняров. Кроме них на скамье подсудимых оказались Денис Борисов, Сергей Кискин, Дмитрий Комаровский, Сергей Краснов, Иван Мастеров, Алексей Мещеряков, Дмитрий Нагайцев, Ринат Нуруллов, Андрей Павлов, Антон Перевертайло, Сергей Руднев, Виталий Семещенков, Антон Серый, Иштван Сибгатуллин и Олег Убамасов. Силовиков обвинили в превышении должностных полномочий, а их «друзей» — в фальсификации доказательств и результатов оперативно-разыскных действий.

Как считают следователи, у полицейских была отработанная схема. В течение трех лет, с 2015 по 2017 год, они задерживали предполагаемых дилеров, поставщиков или просто наркозависимых. «Товар», при его наличии, изымали без составления протоколов. Если «товара» при задержанном не было — подбрасывали. А в качестве «покупателей» и «понятых» выступали знакомые полицейским наркоманы.

Как выяснило следствие, при необходимости показания «выбивали». И на их основании возбуждали уголовные дела о сбыте наркотиков. Обвиняемые получали от 4 до 10 лет лишения свободы.

Со временем полицейские начали предлагать задержанным сделки, обещая закрыть дело за вознаграждение. В обвинительном заключении есть несколько подобных эпизодов. С одним из потерпевших договорились на 250 тысяч рублей. Другого потерпевшего предложили «отмазать» за 500 тысяч рублей. Но такой суммы у него не было, и он отдал полицейским свой автомобиль Mazda и 70 тысяч рублей.

120 томов уголовного дела «оборотней в погонах» передали в Советский районный суд летом 2020 года. Рассмотрение растянулось почти на 2,5 года. Но до приговора дожили не все. Один из «штатных понятых» умер в 2021 году.

Несмотря на то, что дело Бориса Асташкина также признали сфальсифицированным, он продолжал находиться в колонии вплоть до конца своего срока. Будучи в заключении, он давал показания во время предварительного расследования дела банды «оборотней в погонах». А уже после выхода на свободу выступил и в суде. И это стоило ему многих нервов.

— Они меня спровоцировать пытались. Их дело рассматривали в Советском районном суде. Я приехал пораньше, думал постоять, подождать адвокатов. А там около входа уже стояли обвиняемые. Ну та часть, которая не была в СИЗО. Стоят со своей группой поддержки. Там собралась толпа человек в 15, наверное. Я их увидел, встал в стороне. Меня Зленко заметил, громко сказал: «О, пришел один». Им этого показалось мало. Думаю, они меня на диктофон записать хотели. Кто-то другой подошел, начал «разводить» меня, мол, ну давай, признайся, продавал же. Я его [далеко] послал. И, несмотря разницу в габаритах, он ушел. Они потом гоготать начали, — вспоминает Борис.

Этим обвиняемые не ограничились.

— Для рассмотрения дела в Советском районном суде выделили небольшое помещение. Кто-то из обвиняемых в клетке сидел, остальные — просто на скамейках. В итоге в зале вперемешку сидели адвокаты, обвиняемые, потерпевшие, группа поддержки. И то ли после заседания, то ли в перерыве меня Бормотов в спину толкнул со словами: «Шевели поршнями, пердун старый». Я драку не стал устраивать. Но будь я моложе, он бы по роже у меня получил. Плевать на 15 суток или другое наказание, — пояснил Борис Асташкин. — Обвиняемые не стеснялись ничего. Прям во время заседаний пили. Приносили колу, с коньяком перемешанную. Там по их состоянию и перегару было понятно. Еще кто-то из фигурантов шприц с собой пронес, кололся в туалете.

Советский районный суд рассматривал дело «оборотней в погонах» 2,5 года и в ноябре 2022 года озвучил свой вердикт. Павел Бормотов и Динислам Каняров получили по 6 лет лишения свободы; Борис Чернов — 5,5; Андрей Зленко — 5; Сергей Храновский — 4 года и 3 месяца; Александр Путятин — 4 года. Двое из четырнадцати лжепонятых получили условные сроки, в отношении остальных уголовное дело прекратили из-за истечения срока давности. После апелляции в областном суде сроки для Бормотова, Чернова и Храновского снизили на 2 месяца.

При этом сами экс-полицейские считали себя такими же жертвами «палочной системы».

— Если правильно помню, Храновский на суде говорил, что «полиция ему жизнь сломала». И он, и Зленко, — вспоминает Борис Асташкин.

СИЗО и колония окончательно подорвали здоровье Бориса Асташкина. Как признается он сам, приходится постоянно пить много лекарств. Но и этого уже недостаточно.

— 21 марта этого года у меня инфаркт был. Уже пятый. До колонии еще инсульт был. В 2016-м, как уже сказал раньше, клиническую смерть пережил. Если я скажу, что здоровье мое неважное, это я еще мягко скажу. 12 августа сознание дома потерял, кровотечение в желудке было 4 дня. Увозили в «Пироговку», но я от госпитализации отказался. Надеюсь, что смогу добиться постановки инвалидности. Нервотрепка та еще, — признался мужчина.

Несколько месяцев назад у Бориса Асташкина появилась надежда на справедливость. Прокуратура Железнодорожного района самостоятельно обратилась в суд с ходатайством о пересмотре его уголовного дела. Правда, как считает адвокат самарца Мария Миронова, дальнейшие действия не поддаются логике.

— Бориса Асташкина признали потерпевшим по громкому и уникальному в России делу. На скамье подсудимых оказались 6 полицейских и 15 штатных понятых-закупщиков. В 2022 году суд вынес приговор, он вступил в законную силу, — говорит Мария Миронова. — Асташкин же стал одним из 17 потерпевших, который получил этот статус. И в 2024 году прокуратура Железнодорожного района добилась отмены приговора и возвращения дела на рассмотрение в суд первой инстанции. Мы ожидали, что [в суде] надзорное ведомство откажется от обвинения. Однако прокуратура не захотела признавать сфальсифицированные доказательства недопустимыми и отказываться от обвинения. По делу активно идут слушания, вызываются свидетели. Даже те, которых нет в обвинительном заключении. Мы ожидали совсем другое увидеть… А сейчас прокуратура просит вернуть дело на доследование.

Например, одна из ошибок, на которую обратила внимание прокуратура, касалась подсудности дела — Бориса Асташкина задержали в Октябрьском районе, а его дело рассматривали в Железнодорожном районном суде. Вроде бы нарушение, но какое оно имеет значение сейчас? Защитник опасается, что борьба за справедливость растянется надолго.

— Считаю, что возврат дела на дорасследование приведет к волоките, затягиванию восстановления нарушенных прав. Если даже на следствии будет вынесено постановление о прекращении уголовного дела по реабилитирующим основаниям, то такое постановление могут отменить, и это тоже время. Уголовное дело уже полгода рассматривается в суде, и за это время несколько раз судья откладывала заседания из-за состояния здоровья Бориса. Для него каждый приезд в суд как пытка. Заседания длятся не один час, это эмоциональный накал. Он понимает, что осужден без оснований, признан потерпевшим, но этот кошмар для него никак не заканчивается. И то, о чем просит прокуратура в своем ходатайстве, только удлинит эти сроки.

Мы разговаривали с Борисом Асташкиным больше полутора часов. В самом конце беседы попросили его еще раз восстановить события того дня, когда его задержали. И Борис нехотя, но всё же ответил на вопрос, был ли он «чист» в тот день:

— Да нет. Употребил я…