Сергей Лисовский — о сельском хозяйстве, о том, что делать, чтобы не дорожали продукты, и чем нам можно гордиться

Россиян предупредили о том, что может подорожать хлеб. Уже стали дороже самые простые свекла с морковкой. Исследования NielsenIQ показывают, что россияне стали больше экономить на покупке продуктов из-за повышения цен в магазинах во втором квартале 2021 года. Почему дорожают продукты? С этим вопросом мы обратились к известному политику, общественному деятелю Сергею Лисовскому.

В нашем интервью Сергей Лисовский рассказал не только о своем взгляде на ситуацию в сельском хозяйстве и почему цены на продукты растут, но и о том, что нашим агропромом нужно гордиться.

«Когда ситуация стала невыносимой»

— Сергей Фёдорович, больная тема сейчас для всех — резкое подорожание продуктов. В том числе речь идет о подорожании хлеба.

— Да, действительно, это больная тема и всегда будет больной. Меня в этом случае больше удивляет реакция правительства: их удивление и непонимание по поводу роста цен. Когда растет себестоимость производства, то непонятно, каким образом крестьяне могут сохранить прежние цены. А у нас поднимается цена на всё: на семена, на удобрения, на энергетику. Дорожает логистика: «Платон» (российская система взимания платы с грузовиков массой свыше 12 тонн. — Прим. ред.), перевозки железнодорожным транспортом. Цена на металлы выросла на 100%, на дерево — на 40%. Всё это сказывается на цене продовольствия, и, соответственно, себестоимость продукции растет.

Так, например, себестоимость мяса птицы за последние 3 года увеличилась на 24%, но при этом цена, по которой продукцию покупают у крестьян в опте, не изменилась.

— Но и производители вынуждены поднимать цены?

— Цены подняли, когда ситуация стала совсем невыносимой. Многие аграрии, кстати, обанкротились, и появилось очень много объявлений о продаже сельхозпредприятий.

При этом торговые сети, уверяя, что стоят на страже цен, на деле выставляют цены, ориентируясь на рыночную ситуацию: сколько люди могут заплатить, столько и берут с них, и неважно, за сколько они купили у крестьян продукцию. Поэтому у нас в торговых сетях наценки от 50 до 400%!

Получается, что крестьянин у нас находится между молотом и наковальней: с одной стороны давят сети с их кабальными условиями и не дают поднять цены, а с другой — рост себестоимости. Зато у нас прекрасно живут банки-монополисты: дорогие офисы, самые высокие зарплаты, рост прибыли в период пандемии. К тому же у нас самые высокие проценты в мире на кредиты для сельхозпроизводителей.

При этом наши чиновники удивляются, почему цены выросли. А что они ожидали, когда позволили металлургам повысить цену на 100%, разрешают топливу дорожать? У нас владельцы холдингов по производству минеральных удобрений покупают самые дорогие яхты в мире, даже у арабских шейхов таких нет! А ведь это мы с вами их оплачиваем!

— Но ведь правительство всё время говорит о поддержке АПК?

— Конечно, правительство действительно поддерживает отрасль и стимулирует ее развитие.

Когда министром сельского хозяйства был Алексей Гордеев, в начале 2000-х произошли глобальные изменения в сельском хозяйстве: зерновая интервенция для поддержки производителей (система стабилизации цен на зерновом рынке), впервые появились субсидии. Одним словом, Алексей Васильевич заложил основу современного сельского хозяйства с мерами поддержки аграриев, благодаря ему созданы Россельхозбанк и Росагролизинг, система субсидирования. Всё это заложило основу для подъема в отрасли.

Кроме того, в 2004–2006 гг. я принимал участие в разработке закона «О развитии сельского хозяйства». Я активно защищал сельхозпроизводителей, предлагая частичное агрострахование, например, отдельных полей в хозяйстве или части поголовья взамен обязательного условия страхования с государственной поддержкой всего урожая или всего стада. В результате длительных переговоров удалось добиться от страховых компаний готовности на определенных условиях развивать программы частичного агрострахования.

— Сергей Фёдорович, вопрос, которым сейчас задаются многие, заходя в магазины: почему морковь дороже банана?

— Морковь — более полезный овощ, и ее производство — серьезный труд.

Чтобы произвести бананы, не требуется много усилий. Они растут в подходящих и стабильных условиях, в соответствующем климате. К тому же банановые деревья плодоносят круглый год, что исключает затраты на специальные условия хранения: как правило, бананы срывают зелеными, а дозревают они в процессе газации в специальных камерах на складах в Подмосковье.

А так как бананы везут зелеными, то и здесь не нужны специальные условия: их транспортируют в контейнерах на больших судах с грузоподъемностью в 40–60 тысяч тонн. Да, раньше себестоимость банана была выше из-за высокой стоимости логистики, а сейчас всё наоборот, логистика значительно подешевела.

Если говорить о пищевой ценности бананов, то она по сравнению с той же морковью ничтожна: искусственно дозревшие бананы, естественно, не успевают набрать полезных веществ, которые они могли бы получить, созревая в естественных условиях. Так что мы, по сути, едим не настоящий банан, а его оболочку. А пищевая ценность моркови очень высока за счет того, что она растет в грунте и из почвы получает достаточное количество минеральных веществ, созревая постепенно, при этом насыщаясь витаминами и полезными веществами.

Да и в целом с морковью всё иначе. Это сезонный корнеплод, и он дороже с точки зрения производства. Во-первых, чтобы посеять морковь, фермеры должны приобрести семена. А чтобы засеять поле, сначала нужна спецтехника для посева, потом для ее уборки. Еще при выращивании моркови поля необходимо постоянно обрабатывать удобрениями и уничтожать сорняки. К тому же, в отличие от бананов, для моркови нужны специальные условия хранения, что вызывает целую вереницу сопутствующих расходов, а это, в свою очередь, не может не отразиться на ее стоимости. Это даже не экономика, а простая арифметика.

«Мы совершили подвиг»

— Как всё-таки поменять, переломить ситуацию с ценами?

— Работая с правительством, я всегда говорил: вы для себя разберитесь, что важнее: допустить сверхприбыль и монополию или сдержать рост цен. Я предлагал определить отраслевую себестоимость. Тогда у меня была передовая фабрика с современным контролем и учетом. Мне сбрасывали информацию каждую ночь, и к 7 утра у меня были все цифры по себестоимости и затратам. Я говорил, что готов дать им эту базу, чтоб увидеть и понять, как формируется себестоимость: что дает цена на топливо, как влияет логистика, финансы и так далее. И мне сразу становилось понятно, что если по каждому компоненту цены поднялись на 5–7%, то себестоимость продукции повысится на 1,5%. Надо у государства спросить: стоит ли разрешать монополиям продолжать повышать цены дальше и облагать данью граждан и государство? Но меня никто не слышит.

В последние годы я изучал старые дореволюционные книги по сельскому хозяйству. И мне случайно в руки попала книга «Доходы с десятины Орловской губернии» 1907 года! Там было расписано каждое поле, сколько можно собрать урожая в год с каждого из них, а к слову, Орловская губерния тогда была огромной — 13 уездов! То есть уже в 1907 году люди могли посчитать, какую прибыль можно получить с каждой десятины земли. И это без компьютеров, всё вручную! Можете себе это представить? Бралась средняя величина за пять лет, естественно, с учетом всех рисков. Обычно два года убыточные, два года — нулевая прибыль и ещё один год — зарабатываем. Получаются средние цифры, но точные. Я ради интереса решил пересчитать наши сегодняшние доходы с полей, и по цифрам действительно все сходится. Единственное изменение — за счет современных технологий и селекции увеличилась урожайность, но при этом увеличилась себестоимость и затраты.

— 16 лет вы занимали пост заместителя председателя Комитета Совета Федерации по аграрно-продовольственной политике. Сейчас много говорят, что Россия снова превращается в аграрную державу. Какие главные успехи, как вы считаете?

— Я считаю, мы совершили подвиг. Мы — это крестьяне страны. Потому что из государства, которое импортировало продовольствие, превратились в государство, которое экспортирует. Например, в 1999 году из-за рубежа поставлялась примерно половина продовольствия, а к 2015 году стали крупнейшими экспортерами. Я считаю, что это подвиг, и он сравним с индустриальными пятилетками 30-х годов, которыми мы гордимся. Но почему-то о наших последних «пятилетках» никто не говорит громко и с гордостью.

Не решили проблему технологий селекции и генетики

— А в чём мы всё-таки еще зависим от импорта?

— Мы решили вопрос объема, но не решили проблему технологий, селекции и генетики. 40% овощей мы выращиваем из семян, которые импортируем. Значительную часть птицы выводим из яйца, которое привозим из-за рубежа.

Запад предлагал свой товар бесплатно, блокируя работу наших селекционеров. На сегодняшний день наша задача — вслед за объемами восстановить селекцию и генетику, поэтому сейчас мы даже родительскую птицу покупаем тех пород, которыми владеют американские компании.

Кстати, я автор закона «О фермерской льготе», который приняли в прошлом году, лишь через десять лет после того, как я, придя в парламент, начал продвигать этот закон.

Когда мы присоединялись к Международной конвенции по охране новых сортов растений, то неправильно перевели одну главу, вроде бы случайно, в которой говорилось, что аграриям разрешалось использовать селекционные достижения бесплатно в течение двух лет. И получилось так, что этим правом наделили крупные агрохолдинги, хозяйства, которые работают на десятках тысяч гектаров земли. В итоге российские селекционеры лишились возможности получать деньги за свою работу и за свою селекцию, а западные получали! То есть наш селекционер разработал сорта, потратил на это время и деньги, но при этом не получал никакого вознаграждения в течение двух лет. Соответственно, семеноводческие хозяйства и селекционные станции в России стали исчезать. В результате мы видим попытку полной монополизации западными компаниями семян, овощей и фруктов в нашей стране, по сахарной свекле, даже по картофелю.

Но во всём мире эта глава трактуется по-другому: два года правом на бесплатное использование могут пользоваться только фермеры, чтобы иметь возможность конкурировать с крупными агрохолдингами, которые должны платить роялти (вознаграждение за использование патентов, авторских прав, франшиз. — Прим. ред.). У меня ушло почти 5 лет, чтобы доказать эту «ошибку» и вернуть суть законопроекта в нормальную логику. Мне доказывали, что в Конвенции указано слово «землепашец», под которым можно считать все предприятия. Хотя в английской версии было прописано, что землепашец — это именно фермер. Со мной даже филологи спорили. В итоге ее устранили, и сейчас селекционеры могут получать достойные деньги за свой труд, а льгота осталась действительно только у фермеров. Но я уверен, что это была не случайная ошибка.

— А технически насколько мы зависим от зарубежных производителей?

— В плане техники ситуация лучше. К счастью, удалось сохранить такие великие предприятия, как Ростсельмаш, Кировский завод и другие. У нас есть чем постепенно заменить западную технику в нормальном объеме.

— В последнее время много говорится о продовольственной безопасности. Как вы считаете, обеспечили стране продовольственную безопасность?

— Я начал говорить об этом еще в 2001 году, но тогда о термине «продовольственная безопасность» никто не знал, и в правительстве никто не захотел меня услышать, и обвинили в том, что я «коммунист» и предлагаю устаревшие коммунистические идеи Госплана.

Сейчас, конечно, всё поменялось, разработана «Доктрина продовольственной безопасности» страны. Как я уже сказал, мы обеспечили себя продовольствием в объеме, но уязвимы в плане генетики и селекции.

Если нам перекроют импорт семян и генетического материала, то мы сможем протянуть еще лет пять на одном объеме продовольствия. Потом, конечно, будут большие потери в урожайности и продуктивности, потому что генетику необходимо постоянно обновлять. Иначе продуктивность будет снижаться, а это влияет на цену продовольствия. К счастью, мы это осознали, и у нас сейчас есть программа возрождения нашей селекции и генетики, но без должной финансовой поддержки это малоэффективно. Например, в прошлом году на восстановление знаменитого российского кросса бройлеров «Смена» было выделено всего 100 миллионов рублей, когда в Америке селекционеры каждый год, имея уже хорошие наработки, вкладывают до 3 миллиардов долларов. Несопоставимые цифры.

— А в производстве хлеба, зерновой продукции мы также зависимы от импорта семян?

— К счастью, нам удалось спасти зерновую селекцию и сохранить свои сорта, которые мы постоянно восполняем. Например, в Курганской области (Сергей Лисовский был сенатором от Курганской области) есть научно-производственное предприятие «Кургансемена», Сельскохозяйственная академия имени Т. С. Мальцева. Терентий Семёнович — великий селекционер. (Терентий Мальцев — советский селекционер, родоначальник современного ресурсосберегающего почвозащитного земледелия. — Прим. ред.) В 50-х годах по его рекомендациям поднималась целина. Самое смешное и грустное, он еще в 1954 году говорил о точечном земледелии, которым сейчас занимаются во всём мире. Сегодня этот метод подается как достижение науки Запада. К сожалению, европейские аграрии забыли, что технологии, которыми они так гордятся, были разработаны именно Терентием Мальцевым. Так что нам есть чем гордиться в нашем агропроме!