Затерянная Рязань. Журавлиная песнь

В ноябре эти места похожи на локации компьютерной игры. Здесь стены готического дворца, который некогда принадлежал роду Лермонтовых, соседствуют с совхозными двухэтажками, глядящими на мир пустыми глазницами выбитых окон. Здесь сын помещика дружил с крестьянскими детьми и порой, вопреки запрету родителей, сбегал из дома, чтобы поиграть с ними. Здесь революционеры расстреляли всех жителей деревни, похоронив их под стенами храма. Когда-то давно здесь жили журавли.

Команда YA62.ru выиграла у погоды последний солнечный день ноября и уехала в Каргашино. Местные жители предложили остаться у них навсегда...

Местность эта древняя, а самому поселению — несколько сотен лет. Говорят, здесь всегда были болота и топи, а потому испокон веков гнездились журавли. Потому и деревню прозвали — Каргашино, что дословно означает «болотистое место обитания журавлей».

Сейчас территория села относится к Сасовскому району Рязанской области, а раньше эти земли были в тамбовском подчинении. Простым людям Каргашино не принадлежало никогда. В 1645 году имение принадлежало князю Черкасскому — боярину и воеводе, приближенному престола царствования Романовых. Позже равные части села перешли князьям Гагариным и Карачинским. Последние были одними из самых крупных помещиков Елатомского уезда Тамбовской губернии и занимались винными откупами. Они породнились с фон дер Лауницами. Именно с этой фамилией по сей день связывают и величественную усадьбу, и само село Каргашино.

Сегодня село кажется почти заброшенным. Редко на улице можно встретить местного жителя, и не важно, будни это или выходной день. А раньше, еще при царе, здесь кипела жизнь. И здесь же появился на свет будущий губернатор Тамбовской губернии и градоначальник Санкт-Петербурга, щедрый и человеколюбивый меценат и политический деятель Владимир фон дер Лауниц.

— Володя всегда был очень радушным и щедрым ребенком, — эти рассказы старожилов передаются местными из уст в уста. — Все его дела были обращены к людям. Родители не очень приветствовали его общение с крестьянами, и запрещали с ними играть. Так он прыгал с крыши за забор, чтобы убежать к пастухам и свинопасам. Часто прихватывая из дома сладости, чтобы угостить детей бедняков.

По словам местных, с возрастом дворянин не изменил своим ценностям: он продолжал помогать тем, кто нуждался в помощи, открывал госпитали и учебные заведения. Когда начались революционные волнения, он не изменил своим принципам и остался верен царю. В списке у террористов дер Лауниц значился третьим — после Николая II и Столыпина. В январе 1907 года, после 15 неудачных покушений, был застрелен.

— Хоронили в хрустальном гробу, — рассказывают местные жители. — Когда гробницу храма разбирали, нашли несколько хрустальных осколков. До сих пор хранятся, как ценнейшие реликвии.

По словам местных, когда менялась власть, каргашинские крестьяне подняли восстание и не захотели подчиниться.

— Расстреляли всех: мужчин, женщин, детей, прямо у церкви. В 2007 году, когда потомками фон дер Лауница было принято решение восстановить храм в селе, под фундаментом старой церкви нашли останки сотен людей. Были и детские маленькие черепа с застрявшими в костях пулями. Рабочие собрали все останки в деревянный короб и захоронили на кладбище, как положено. Раньше у нас и фотографии были тех событий, да все утерялось. А совсем древние материалы по Каргашину — и вовсе сгорели в тамбовских архивах.

Псевдоготические фасады усадьбы возвышаются над зарослями и советскими постройками. Постепенно время берет свое, и стены рушатся. Рядом с усадебным комплексом располагаются двухэтажные конюшни. Поговаривают, раньше, еще в царские годы, в здешних местах популярны были конные бега. А в советское время там расселили людей, разделив конюшни на квартиры.

— Интересуетесь? — проходившая мимо бабуля тычет клюкой в обвалившийся край стены. — Я вот сюда 60 лет назад приехала, тоже интересовалась. Да так и прокисла здесь. Ооой...сейчас-то мне уж 82 года! А я ведь из Пензенской области сюда приехала. На заработок. Здесь раньше было такое свекольное хозяйство, всем на зависть. А народу местного — мало. И присылали сюда вербованных — татар, мордву, я вот тоже приехала. Здесь вот было у нас общежитие, в старой барской постройке. Сколько нас тут жило-то... раз, два... пять семей, я шестая. А через два месяца я замуж вышла. Четверых детей здесь народила, одного уж схоронила... Остальные разъехались, кто в Рязань, кто в Москву. Почему я к ним не еду? Да на кой они мне? Они мне еще с малого надоели.

Бабуля смеется. Говорит, что любит пошутить, да поговорить последнее время в деревне не с кем.

— На кой мне отсюда уезжать-то? Кладбище вон — рядом. Туда одна дорога.

А рядом с кладбищем стоит церковь-новодел без дверей, и камень с крестом — времен самого хозяина поместья.

— Мой папа в советские годы здесь в совхозе на тракторе работал, — рассказывает местная жительница Любовь Кочеткова. — И ему наказали камень этот с крестом — убрать. В то время от всей-то истории хотели избавиться. Так вот, даже сдвинуть с места этот камень не получилось. На кресте до сих пор зарубки от попыток его свалить.

Любовь Александровна — многодетная мама из села Каргашино. Родила своих троих пацанов, а потом взяла пятерых приемных. Работает сама в местном доме культуры и бережно хранит историю своей малой родины.

— Я ведь уезжала отсюда на пять лет, училась, замуж вышла, а потом все равно вместе с мужем вернулась назад, — рассказывает Любовь Кочеткова. — Ну, а как иначе? К земле тянуло. У меня же было четыре коровы, телята, 30 поросят, огород большой... Морковь, картошка — все свое, не то, что в городе. А сейчас уже практически не осталось подсобных хозяйств, на все село от силы десять коров. Я и сама молоко у соседки покупаю.

— В клубе тоже раньше было веселее. Вон там, за сценой, натягивали экран, включали проектор и смотрели индийские фильмы, — продолжает рассказ сотрудница дома культуры. — У меня свекровь тогда в зале уборщицей работала, все жаловалась: каждый день по ведру семечек выметаю! Каждый День сельхозработника — «огоньки». Начальник совхоза деньги даст, девчонки едут в город, закупают продукты, столы накрывают. Народу было в селе столько, что все в клубе не умещались, поэтому пускали на такие вечера только по приглашению. Сейчас здесь в основном пусто...

— Эй, туристы! Хотите на стену усадьбы поближе посмотреть? — местные открывают калитку и запускают на свою территорию. Придомовой огород примыкает аккурат к готической стене старинного здания. — Приехали сюда 10 лет назад из Москвы. Думали, ну, за 600 км от столицы уж как-нибудь да прикупим себе земли спокойно. Нет, историческое место. Вот и соседствуем с разрушающимся наследием. Каждый год что-нибудь да рухнет.

Хозяин дома устраивает короткую экскурсию до неглубокой ямы в огороде.

— Как-то по весне в этом месте земля осела и провалилась. Смотрю — а там внизу проход и арки красного кирпича — высотой в рост, шириной — как если руки размахнуть. Не знаю, правда-нет, но видать были у хозяев между их имениями подземные ходы.

Ходов, может быть, и не было, а вот пруды были. И такие чистые, что можно было в них белье хозяйственным мылом стирать — и ни пятнышка не оставалось.

— Ох, милые, да как тут раньше красиво было! — вспоминает местная жительница, которая ведет нас к заброшенным двухэтажкам с выбитыми окнами. — В пруду возле усадьбы островок был и беседка стояла, а к ней — мостик. В пруду и купались, и рыбу ловили. Даже в поздние советские годы, когда уже беседка и островок пропали, пруды еще подпитывались водокачкой. А сейчас — все заросло, никому ничего не надо стало. Местные власти только и знают — нет денег. Я в свое время, по молодости, уехала жить в Рязань, но пришлось вернуться. И до сих пор жалею, что здесь осталась. Уж помирать скоро, а я жалею...

— Да ладно тебе, весело у нас было! — присоединяется к разговору пожилой мужичок. Это дед Василий. В молодости всю страну объехал монтажником-высотником, а тоже вернулся в Каргашино, в клубе художественным руководителем был. — Наша сахарная свекла на всю страну гремела. Все знамена и флаги труда у нас в деревне перебывали, все губернаторы сюда заглядывали. А потом взяли и развалили совхоз. Мне в молодости зубы выбили, и теща говорила все — вставь зубы-то! А я отвечал — да рано, да потом... Годы шли, зубы не вставлял, а теперь уже и поздно. Так и люди в нашем Каргашине — кто по молодости отсюда не уехал, навсегда здесь останутся.

Это место называется модным городским словом «микрорайон». Первую двухэтажку для сотрудников свекольного совхоза здесь построили в 1969 году. Сейчас все эти многоквартирные дома представляют собой удручающее зрелище. А стоящие рядом живописные руины усадебного комплекса добавляют контраста и как бы намекают, что советская архитектура даже умирает уродливо.

— Во всех этих домах есть газ, отопление, водопровод, но по полдома стоят нежилыми, — объясняют местные. — Люди здесь просто прописываются и исчезают, мы их даже не знаем. Вы посмотрите, во что превратились хорошие квартиры. Настоящий бомжатник. А ведь где-то живут семьи, у которых нет своего угла. Почему бы государству не забрать эти квартиры себе, отремонтировать и раздать нуждающимся? Мы ведь и капитальный ремонт платим. А в прошлом году нам крышу починили за наш счет. Я заплатила девять тысяч рублей и жизнь мужа. Рабочие налепили на крыше черт знает что: ледяными глыбами сносило вентиляционные трубы. Муж полез туда — и его инфаркт хватил.

Местная жительница рассказывает, что из молодежи в селе осталось 30 школьников, да и те быстро разлетаются, а новые не рождаются. В деревне остались одни пенсионеры да «мертвые души», прописанные в квадратных метрах совхозных двухэтажек.

— Скоро село вымрет. Работать-то негде. Только свекольное хозяйство и осталось. А то, может, надумаете к нам сюда приехать жить?

Местные говорят, что каждый год в Каргашино приезжают потомки Владимира фон дер Лауница — Лермонтовы. Они, как могут, хранят наследие предков. В начале 2010-х была попытка добиться государственного финансирования на восстановление усадебного комплекса — даже приехали рабочие и расчистили кусты. Но на этом бурная деятельность закончилась, и великое наследие России заросло бурьяном сильнее прежнего. Сегодня никто из местных уже не верит в то, что усадьбу восстановят и говорят так: «Я, наверное, не доживу...». Остается только наслаждаться печальными видами готического дворца на фоне загадочного постсоветского декаданса.

Большой фоторепортаж смотрите по ссылке.

Прикоснулась к истории Дарья Копосова

Фотографировала Мария Илларионова

Путь прокладывал Алексей Захаров