16371
«Вам нравится бить людей?» Как ОМОН разгонял рязанцев на митинге за свободу
В субботу, 23 декабря, в Рязани, как и в еще 90 городах России, прошла акция в поддержку политика Алексея Навального. Для нашего города, в котором любого рода митинги и пикеты всегда проходят довольно мягко и без агрессии со стороны полиции, эта акция стала из ряда вон выходящей. И не только из-за числа участников — по предварительным подсчетам, их собралось порядка трех тысяч, но и из-за количества задержанных. Опять же, по неофициальным данным, силы правопорядка Рязани задержали более 80 человек. О том, как прошла одна из самых многочисленных протестных акций в Рязани, рассказывает побывавшая в автозаке корреспондент YA62.ru.
На место предполагаемого действия я пришла на два часа раньше — посмотреть, как проходит объявленный мэрией Рязани «субботник по уборке снега в городе». Тракторята, накрытые старыми дырявыми ковриками, чтобы не замерзнуть и не заглохнуть, меланхолично стояли вдоль Первомайского проспекта. Особый шарм действу предавал тот факт, что снег на проезжей части растаял. На тротуарах в свою очередь образовалось снежное месиво, ласково охарактеризованное прохожими «рязанской аквадискотекой». Тротуары убирать никто не торопился.
Акция в поддержку «того, чье имя нельзя называть» планировалась на площади Победы возле МКЦ. За несколько часов до несогласованного митинга туда пригнали уборочную технику и начали разбирать новогоднюю елку. Люди, предположительно сотрудники МКЦ, активно скребли лопатами асфальт вдоль своего здания.
На парковке возле торгового центра стояло порядка пяти автомобилей полиции и большой автобус цвета хаки. На крыше была антенна, и знающие люди предположили, что это «глушилки». Позже интернет-соединение действительно пропало.
Примерно в 13:00 сотрудники полиции начали активно выпроваживать застоявшихся зевак с площади перед МКЦ — мол, чего стоите, ждете кого-то? Подождите тогда вон там, у магазина лучше, а то сейчас техника работать будет, а вы мешаете.
На лавочке возле фонтана сидел подслеповатый дед, играл на баяне что-то из классики. Прохожие кидали ему в кофр денежку. К мужчине подошла девушка с ребенком и попросила сыграть «Катюшу». Дед играл, девчонка танцевала. Подошли полицейские...
– Почему вас прогнали? – подхожу к музыканту, который спешно убирает баян после общения в полицией.
– А я не знаю! Может их жаба задушила, что я тут денежку зарабатываю? Пойду вон там постою...
Дед уходит в сторону торгового центра. На столбе возле лавочки, на которой он сидел, одиноко висит объявление: «Помогите найти ребенка».
Стою в сторонке, никому не мешаю, но не хочу ничего пропустить. К площади подтягивается еще полиция. Одеты тепло, но на улице промозгло и многие ежатся от такой погоды. Двое полицейских стоят недалеко от меня, разговаривают. Мимо них проходит женщина, вероятно знакомая:
– Чего это вы тут?
– Да на митинг за Навального! Всех согнали. Ждите, на следующей неделе все к вам придем с соплями, лечиться, – говорит сотрудник полиции.
После чего подходят ко мне и просят куда-нибудь уйти. Достаю бейджик, говорю, что я пресса. Смотрят документы, не забирая из рук паспорт и удостоверение. Интересуются, где потом можно будет почитать. Говорю. Благодарят и уходят. Ничто не предвещало беды…
Народ хлынул на площадь как-то внезапно и отовсюду. Обсуждали еще с коллегами, сколько людей собралось — 300 или 500? Посчитать было сложно, потому что прибывали новые и новые активисты. Сперва все просто стояли, а потом начали скандировать вполне привычные для митингов по теме Навального лозунги: «Долой царя», «Мы здесь власть» и тому подобное. Люди требовали свободу Алексею Навальному. Некоторые стояли с фотографиями оппозиционера или листами А4, на которых было написано что-то про свободу. Крайних в толпе задерживали полицейские, но без особого фанатизма — троих отвели к машине составлять протокол. Руки никому не заламывали. Однако настойчиво просили покинуть площадь, не нарушать общественный порядок и не мешать уборочной технике работать.
На площади возле МКЦ два ковша скребли и без того притоптанный снег.
Вероятно, собравшиеся решили прогуляться до площади Ленина в надежде, что там снег уже закончили убирать и можно постоять без препятствий и никому не мешая. Колонна людей растянулась от Победы до Ленина, как на Первомайской демонстрации. Кто-то из коллег заметил, что народу точно больше тысячи. Интересно, какую цифру назовет официальная статистика?
Жесть началась на площади Ленина. Когда люди дошли до места на них набросились сотрудники ОМОНа. На наших глазах повалили в снег несколько человек, били дубинками и ногами, утащили в свои большие машины. Участники акции разбегались по сугробам. Но колонна протестующих снова воссоединилась и двинулась в сторону Соборной площади. Стоя на постаменте памятника Ленину и обозревая ситуацию чуть сверху, стало понятно, что число участников уже измеряется тысячами.
Из-за колоссального для неуверенной Рязани числа участников акции, толпа сильно растянулась по улицам, и когда первые дошли уже до Соборки, «хвост» тащился где-то в районе Дома художника, а середину продолжали задерживать сотрудники ОМОНа на площади Ленина. Журналисты находились в разных стадиях толпы и обменивались между собой информацией. Говорили, что на площади задержали еще 10 человек. И вот, ведут 11-го...
Прогулка затянулась. Несмотря на рекордное для рязанских митингов число задержаний, участники акции снова направились в сторону площади Победы. Туда же поехали три машины с бойцами ОМОНа. Полицейские работали с митингующими. Несколько раз я и мои коллеги журналисты становили свидетелями того, как полицейские брали под локоть людей, отводили в сторону и не сажали в автозак, а рекомендовали мирно покинуть акцию. Кого-то, конечно, задерживали и отводили к полицейской будке возле ТРЦ, возможно составляли протоколы, возможно устанавливали личность. Кто-то из сотрудников полиции вовсе вступал в диалог с людьми, объяснял, что надо разойтись.
ОМОН работал совсем иначе. Бойцы в шлемах цепью ходили между людьми, вывинчивая из толпы по одному, заваливая на снег, применяя дубинки и сапоги. Женщины кричали и плакали, просили отпустить то парня, то девушку, возмущались, как так можно, и спрашивали — против кого Росгвардия вышла воевать.
– Вы это делаете, потому что вам квартиру дадут, да? – спрашивает девушка из толпы. – Вам это нравится? Людей бить? Нравится, да? Так вот, мы отсюда не уйдем.
Слышу крик за спиной и слово «электрошокер». Подхожу к девушке, которая дрожит и плачет. Спрашиваю — вас обидели, применили силу?
– Нет, мне он угрожал электрошокером, прямо на меня направил, – отвечает она. Словно в качестве подтверждения мимо проходят три сотрудника ОМОНа, мы слышим характерный электрический треск. Девушка снова плачет.
Ближе к ТРЦ стоят подростки, у одной девчонки истерика. Что с ней? Применяли силу?
– Паническая атака, прямо перед носом схватили мальчишку и стали бить дубинками.
– Сколько вам лет?
– Мне 17, им 16. Школьники.
– А родители ваши как к этому относятся?
– Так мы с родителями пришли, но в толпе потерялись. А моя мама очень даже за протест. Но в школе письмо пришло, что, если кто на митинг пойдет — отчислят. У нас многих родители дома закрыли. Да мы уже скоро пойдем...
Здесь же на парковке возле «Виктории Плазы» пытается развернуться белая гражданская машина. Сотрудники ОМОНа нападают на автомобиль, начинают бить дубинками по стеклам, по капоту, громко материться, призывая людей, которые сидят в машине, немедленно выйти. Двери открываются, и сотрудники ОМОНа тут же валят одного на землю, второго прижимают к капоту. Я подхожу, чтобы зафиксировать происходящее на видео, у меня в руках смартфон. Я не мешаю работе ОМОНа, однако один из сотрудников начинает загораживать собой обзор, двигаясь в ту же сторону, что и я. Диалог складывается такой:
– Вы специально мешаете съемке?
– Нет.
– Я сотрудник СМИ, я работаю.
– Откуда же мне знать, что вы пресса?
Я показываю на бейджик, который все это время находится у меня на груди. Кроме него у меня с собой удостоверение, паспорт и редакционное задание.
– Но у вас же нет камеры.
– Я снимаю на телефон, этого достаточно для работы.
– Ну, это несерьезно...
В этот момент наступает осознание, что закон работает только в одну сторону — в его. Что бы я ни сказала и какие бы аргументы ни привела, любое слово омоновца на митинге за свободу будет решающим. Даже если оно не имеет смысла.
Я пытаюсь поднять камеру выше, чтобы снять лицо задержанного. Сотрудник ОМОНа закидывает руки за голову и делает вид, что зевает. Обхожу машину с другой стороны. Понимаю, что омоновец ушел. В этот же момент ко мне подходят четверо (да, именно столько нужно сотрудников правопорядка, чтобы отвести девушку в автозак) полицейских.
Я показываю полицейским на бейджик «Пресса» и говорю, что я журналист. На мгновение они останавливаются и переглядываются. Предполагаю, что они не планировали задерживать журналистов, и идея отправить меня в автозак вообще была не их. Они решают, что разберутся в отделе. И ведут меня к машине.
Полицейские не грубят, не прикасаются. Я оперативно отправляю видео и пишу редактору, что меня задержали, немного поскальзываюсь на вновь почищенной от снега площади, и сотрудник полиции придерживает за локоть. Это моя первая поездка в автозаке.
Внутри холодно. Очень холодно. Он весь железный, состоит из нескольких отдельных клетушек, наглухо закрывающихся дверьми. Когда меня сажают в клетку, сотрудник полиции даже не смотрит документы. Говорю, что я пресса. Он улыбается, отвечает, что лично он меня не задерживал. Но на всякий случай закрывает клетушку.
Я сижу на железном приступке клетки. Встать невозможно, потолок слишком низкий. Со мной в машине еще две девушки и два парня, которые сокрушаются, что у них отняли камеру.
Полицейские спрашивают, нет ли у кого из задержанных клаустрофобии, чтобы можно было закрыть клетки. Все отрицательно молчат. Клетки закрываются, нас везут в отделение №2 на Баженова. Я в панике звоню редактору, а он всем остальным. Из соседней клетки звучит девичий голос: «Мам, я в порядке, я позже позвоню». Все время пути задержанные девушки ведут и сотрудники полиции ведут безобидные беседы на тему коронавируса, а парни продолжают сокрушаться над потерей камеры...
Я очень хотела сделать селфи из автозака. Но в моей клетке было темно. И еще меня укачало.
Меня отпустили без составления протокола. К тому моменту, как меня доставили в отделение, там уже было известно, что везут журналиста. Я зашла под конвоем с одного входа, прошла по коридору и вышла через центральный вход.
Позже УМВД извинилось за то, что произошла ошибка. К полицейским, которые меня задержали, я имею только одну претензию: почему не проверили документы? Но делаю скидку на то, что приказу задержать меня они сопротивляться не могли.
Кстати, о статистике: когда меня забирали, я услышала, как один из полицейских передавал по рации, что «доставлено уже 80 человек». Можно предположить, что за время моей экскурсии в автозаке число задержанных могло достичь и сотни.
P. S.
В момент, когда ты сидишь в этой ледяной клетушке на железной ступеньке, в полной темноте, ты ощущаешь такую безысходность, которую даже описать сложно. Ты можешь сколько угодно мяукать оттуда, что ты журналист, что у тебя есть корочка, что ты все делал по закону, – все твои правовые аргументы и законные требования разбиваются о равнодушие усталого полицейского, которому вообще все равно. Ты никому ничего не докажешь, только испытаешь еще большее унижение от осознания того, что в данный момент жизни закон и законность на тебя не распространяются. Что уж говорить о людях, у которых нет даже этой, как оказалось, ничего не значащей корочки «Пресса».
Спасибо всем, кто ответил на звонок в этот вечер.
Текст и фото: Дарья Копосова
Также в материале использованы фотографии Марии Ракчеевой (Vidsboku)