«12 лет растили опухоль с кулак». Страшные истории из рязанских больниц
На прошлой неделе мы опубликовали историю рязанки, которую лечили в Рязанской ОКБ от гастрита, хотя женщина болела раком. Недуг быстро развивался, и когда его наконец диагностировали, не оставил пациентке шансов на борьбу. В ответ на эту публикацию редакция YA62.ru получила огромное количество отзывов и рассказов рязанцев, которые так или иначе пострадали от системы здравоохранения нашего региона. С разрешения наших собеседников мы публикуем несколько таких историй.
«Ваш ребенок может стать овощем»
Сейчас Кириллу 16 лет. Он спортивный и подтянутый, занимается боксом. Увидев его на улице сегодня, вряд ли можно подумать, что с юношей что-то не так. И уж точно никогда не догадаться, что у него в голове сидит опухоль размером с мужской кулак.
Мама Кирилла 12 лет билась с врачами рязанских больниц за жизнь своего сына. И два года — в судах против этих самых больниц и врачей. И, кажется, в обоих случаях рязанка победила.
— Кириллу был 1 год и 7 месяцев, когда у него случился первый приступ, — рассказывает мама мальчика. — Ничего не предвещало беды, сын играл на улице, бегал, и вдруг упал и начал бледнеть, синеть... Внешне это было похоже на сердечный приступ. Нас отправили из поселковой поликлиники в областную детскую больницу на Свободе, 66, в Рязани. Оттуда уже положили в стационар. Сперва нам ставили гиперактивность, потом подозрение на эпилепсию. Мы лежали в больнице, пили кислородные коктейли, ему делали электроэнцефалограммы — процедуры с «шапочкой» и электродами, — но никакого точного диагноза не ставили. Врачи не решались поставить нам эпилепсию, потому что в роду не было такого заболевания ни у кого. Но и от того лечения, которое нам прописывали, толку не было никакого. Более того, когда лежали в стационаре, у ребенка парализовало правую ногу. Это я уже потом узнаю, спустя годы, что паралич — признак вероятной опухоли мозга, но тогда на это никто из врачей не обратил внимания. Шло время, и когда Кирилл учился в первом классе, нам посоветовали обратиться к узкому специалисту-эпилептологу — если у сына есть эпилепсия, то уж профи точно это определит. Мы попали в больницу на Баженова к Жанне Анатольевне Пекшуевой. Она изучила медкарты ребенка и сказала, что у Кирилла на 100% эпилепсия и она не понимает, почему нас так долго мучили с диагнозом. Она прописала курс лечения и сказала, что приступы закончатся, когда пройдет переходный возраст. Я хочу отметить, что приступы сына не были похожи на эпилепсию в том виде, в каком ее привыкли все представлять. Скорее это было похоже на сердечные приступы. Но я поверила специалисту и успокоилась — наконец-то диагноз есть, лекарства прописаны, приступы действительно прекратились. Но стала трудно даваться школа. То, что дети в начальных классах должны запоминать легко, мы не могли запомнить вообще — например, таблицу умножения. И однажды мы попали на прием не к Пекшуевой, а к другому доктору — молодому специалисту. Он посмотрел на диагноз, посмотрел карту и отправил в очередной раз делать «шапочку», но к своему неврологу — тоже молодому врачу. Изучив результат процедуры, доктор сказал: будет время, сделайте ребенку МРТ. Томограф показал, что в голове у ребенка опухоль размером с мужской кулак.
— В Канищеве нейрохирург сказал, отметив, что на суде этого повторять не будет, что у Кирилла никогда и не было эпилепсии, а приступы вызывала растущая опухоль. Приступы — это симптомы опухоли, которые прекращались, когда мы пили прописанные лекарства. И пока мы заглушали таблетками боли, опухоль росла в голове парня 12 лет. Нейрохирург сказал: если бы сразу, еще тогда, сделали МРТ, то мы бы отодвинули нервы, удалили опухоль, которая на тот момент была размером с горошину, не повредив нервную систему. А сейчас убрать опухоль без последствий нельзя, и за это никто не возьмется, потому что после подобной операции ребенок станет «овощем».
Мама Кирилла вспоминает, что тот же нейрохирург из Канищева посоветовал ехать в Москву и обращаться в институт Бурденко. Им чудом удалось попасть туда и сразу в руки к доктору наук. Диагностика показала, что опухоль доброкачественная, и на ранних этапах удалить ее было бы элементарно. Сейчас же помочь можно, только частично уменьшив образование с помощью лучевой терапии.
— Доктор сказал, что после терапии могут быть последствия, и они наступили очень быстро. Когда мы приехали домой, однажды ночью Кирилл встал попить воды и не смог — у него парализовало всю правую сторону. Это был инсульт. В 14 лет. Сутки он пролежал в реанимации рязанской ОДКБ. На тот момент я уже судилась с рязанскими больницами и все действия местных врачей согласовывала исключительно с нашим доктором из Бурденко. В качестве реабилитации после лучевой терапии начали колоть сыну гормоны, и он здорово прибавил в весе, 25 кг. Но мы пережили этот период и сейчас постепенно видим улучшения. Опухоль уменьшается, Кирилл похудел и занялся спортом. Он приходит в норму. Но мы прекрасно понимаем, что опухоль полностью не удалить. Наша задача — уменьшить до минимума и всю оставшуюся жизнь наблюдаться в Бурденко. Ребенок останется инвалидом навсегда.
Мама подростка рассказывает, что судебные дела с рязанскими больницами шли одновременно с самым интенсивным периодом лечения сына.
— Одним из главных вопросов было — почему ребенку не сделали МРТ сразу. Я понимаю, 14 лет назад с этим было не так просто и мы не попали в какую-то там очередь на МРТ. Но неужели нельзя было предложить сделать платно, в клинике? Ведь в конечном итоге молодые врачи именно так и поступили. Кроме того, на суде выяснилось, что врач-эпилептолог, прежде чем ставить диагноз, обязана была сделать МРТ, чтобы отсечь иные причины приступов. Все врачи, пришедшие на судебное заседание, удивлялись: как так, почему вам не делали МРТ? Ответ прост: потому что каждый следующий врач, к которому мы попадали, не обследовал ребенка, а переписывал карту после предыдущего врача. Я считаю, что это преступная халатность.
Мама Кирилла отмечает, что на судебных заседаниях представители рязанских больниц вели себя «по-хамски» и смеялись, сидя в зале.
— Они еще меня запугивали. Говорили, что подадут на меня в суд в ответ и заставят компенсировать расходы, — вспоминает собеседница издания. — Но я была в тот момент такая злая... И у меня был отличный адвокат.
После двух лет судебных разбирательств правосудие встало на сторону пострадавших. Апелляционный суд оставил решение без изменений. Мама Кирилла выиграла дела у трех рязанских больниц.
«Студентка медколледжа сказала: дело в позвоночнике. Лечащий врач ответил: этого не может быть»
Екатерине было 17 лет, когда она вместе с семьей по вине пьяного водителя попала в страшное ДТП. Девушке и сейчас сложно вспоминать случившееся, и она очень благодарна неравнодушным и смелым людям, которые вытащили их из горящей машины.
— Авария произошла в Пронском районе, и сперва на «скорой» нас отвезли в местную больницу, а потом уже в Скопин. Родителей госпитализировали там, а меня, поняв, что травма сложная для местной медицины, отправили в Рязань, в ОДКБ. При этом врач в Скопине говорил моим родителям, что травма у меня настолько серьезная, что из ОДКБ обязательно отправят в Москву. Однако в Рязани распорядились иначе.
Какая была травма? На тот момент диагноза я не знала, просто рука висела плетью и кость была не в суставе. Это очень пугало. И боль была невыносимой.
В ОДКБ я попала на прием к заведующему отделением. Помню, что посмотрел он меня как-то брезгливо, перебрал бумажки и сказал, что лечить будут сами. Позже пришел лечащий врач и сказал, что из-за отека у меня пережало нервы. Как только отек спадет, все будет хорошо.
В ОДКБ я пролежала месяц. Лучше мне не становилось. Каждые два часа я пила обезболивающие, потому что выносить эту боль было просто невозможно. При этом покупала их сама, потому что в больнице обезболивающие кололи слабые, они не помогали совсем.
Со мной в палате лежала девочка, а с ней — ее сестра, которая была студенткой медицинского колледжа. Однажды она сказала врачу моему, что раз улучшений нет, то скорее всего дело в позвоночнике. Но он отмахнулся и ответил, что это ерунда и не может быть такого. В результате меня переправили в Семашко, а оттуда — домой, якобы с улучшениями. Дома от операции оправились родители и начали бить тревогу: столько времени прошло, а рука как висела плетью, так и висит.
Благодаря скопинским врачам нам удалось получить направление в Москву, и меня определили в хирургический центр имени Приорова. Доктор очень удивился, почему мы так долго тянули с этой травмой. Надо было просто сделать УЗИ или МРТ, чтобы понять, что у меня там не отек, а полный отрыв трех нервов из пяти плечевого сплетения, то есть серьезная травма позвоночника.
По словам собеседницы YA62.ru, на тот момент, когда она лежала в ОДКБ, аппарат МРТ в больнице то ли не работал, то ли отсутствовал полностью. Загадкой для девушки остается то, почему нельзя было отправить ее в платную клинику на данную процедуру.
— Мне провели операцию, и сейчас я прохожу долгий и сложный курс реабилитации, — отмечает девушка. — Хирург в центре Приорова сказал, что если бы мы приехали на два месяца позже, то ничего уже сделать было бы нельзя. А пока что есть надежда, что рука восстановит функции. Хотя никаких гарантий доктор не дал, уже сейчас я чувствую улучшения.
Екатерина сказала, что не хочет называть фамилию лечащего врача в ОДКБ, потому что считает это некорректным. В конце концов, от того, что ей диагностировали в ОДКБ, лечили ее как полагается.
«Лечили от туберкулеза, а оказалась онкология»
Собеседник YA62.ru не любит рассказывать историю своей болезни, характеризуя весь период лечения как «жив остался — и хорошо». Все произошло несколько лет назад, но с тех пор рязанец не очень доверяет врачам.
— В декабре 2011 года у меня сильно заболели ноги. На тот момент мне было 25 полных лет. Начал ходить по врачам и попал в больницу «Красное знамя» в Рязани к терапевту Даниловой. Она сказала, что я еще молодой и все пройдет. Естественно, ничего не проходило. После нескольких обращений в больницу мне прописали уколы, но и они не помогли. Сдал кровь на анализ, и у меня скорость оседания эритроцитов (СОЭ) показала от 30 до 60, что во много раз выше нормы. Как я потом прочитал в интернете — это говорит о серьезном воспалительном процессе, но на тот момент врачи ничего не нашли.
В какой-то момент ноги перестали болеть, чему я очень обрадовался. Но СОЭ оставалось в районе 50, и температура держалась постоянно выше 37. Терапевт Данилова сделала мне прививку от столбняка. Хотя, как мне кажется, любой знает, что делать прививки при температуре нельзя. Почему я тогда не отказался, даже не знаю. Видимо, очень доверял врачам.
Летом 2012 года я начал искать причины постоянной температуры и высокого СОЭ. Обошел всех врачей Рязани. Ну просто вот совсем всех. Ревматолог сказал, что у меня то ли артрит, то ли что-то в крестцовом отделе позвоночника, а в туберкулезном диспансере — что туберкулез. Дело в том, что, когда я пришел в тубдиспансер сдавать анализы в первый раз, меня попросили сделать это обязательно в их стеклянную тару. Думаю, что именно эта посудина и поселила меня в «тубик» на полгода. Врачи сказали, что у меня найдены какие-то микробактерии и надо срочно ложиться. Меня оформили в стационар, в котором я не ночевал ни одной ночи. Приезжал утром, тусовался там до обеда, получал положенные таблетки и уезжал, ожидая, когда придут результаты посевов мочи и мокроты. Мне кажется, даже врачи понимали, что я напрасно там трусь среди по-настоящему больных. Через несколько месяцев действительно приехали мои отрицательные результаты.
Температура и СОЭ за 50 никуда не делись, но я был так счастлив, что выписался из тубдиспансера, что начал жить счастливой жизнью. Хоть и похудел резко на 15 кг. А через пару месяцев, в январе 2013 года у меня вылезла огромная шишка на шее...
Уже другая терапевт в поликлинике, не Данилова, сразу же отправила меня в онкологию. Там начались анализы, очереди, то да се. После взятия биопсии и анализа материала, а также КТ, стало известно, что у меня онкология. Вторая Б стадия лимфомы Ходжкина.
У меня нет никаких претензий к лечению в онкодиспансере: лежал в новом корпусе, отношение было хорошее, чисто там и красиво. Я прошел шесть курсов химии и 15 сеансов облучения. Волосы выпадали, хоть и не сильно. Удивительно, почему меня за все это время ни разу не отправили на онкологические анализы. Если открыть интернет, то там первое, что написано о повышенной скорости оседания эритроцитов, — это туберкулез или онкология. Или еще что-то пострашнее. А у меня помимо этого была высокая температура, падение веса, проблемы с лейкоцитами...
С жалобами я никуда не обращался, потому что счастлив, что вообще остался жив.
С выжившими общалась Дарья Копосова