18040
Затерянная Рязань. Марсианские хроники
На этом Марсе есть вода. И даже скудная растительность. А еще здесь можно увидеть двойную радугу. Хотя «марсиане» говорят, что раньше, конечно же, было лучше: и горы выше, и шахты глубже. А в шахтах местные жители добывали уголь — ресурс, сыгравший немаловажную роль во время войны. Сегодня же эта космическая местность изобилует инопланетными пейзажами. Марс на просторах Рязанской области находится не где-нибудь, а в Скопинском районе. Команда YA62.ru публикует собственные «Марсианские хроники» — с давних времен до наших дней.
«Жили под землей. Согнувшись в три погибели, грызли эту стену из угля и грязи. В темноте. Почти без воздуха. И вода сверху за шиворот — кап-кап. Скольких там убило — и не сосчитать. Просто в те времена об этом говорить было нельзя...»
Залежи природного угля в этих местах обнаружили еще в XVIII веке. Но добывать начали только век спустя, при Александре II. В 1868 году под Скопином построили первые шахты и стали набирать рабочий люд: кому копать, кому добывать. По словам местных жителей, на небольшой территории располагались порядка 60 шахт, которые входили в один угольный трест. И без того тяжелая работа осложнялась тем, что на стыке веков уже Николай II отдал добычу в руки концессионеров из Бельгии. В то время на Рязанской земле было много «залетных» купцов: они снимали с богатой земли самые «сливки» и уезжали восвояси. Бельгиец не стал исключением.
— Работа была опасная, а платили за нее копейки, — рассказывает заведующий «Шахтой» в Скопинском краеведческом музее Николай Гладких. — Забойщик спускался в шахту, вешал на стоечку коптилку (так называлась лампа на масле) и не разгибаясь 14 часов добывал уголь. Масло горело плохо и давало мало света, а керосину не давали — слишком дорого.
Были у шахтеров с собой «волокуши» – такие санки, на которые складывался уголь. Их загружали, волоком тащили к вагонеткам, которые подымали наверх. Возле шахты стояла лошадка — главная после человека тягловая сила. Она отвозила ценный груз к поездам. Скопинский уголь отправлялся по всем предприятиям центральной России.
— Когда бельгийцы сбежали, увезя в родные края лучший уголь треста, в 1919 году на поезде Октябрьской революции в Скопин приехал Михаил Калинин — правая рука Ленина, — рассказывает Николай Гладких. — Он сам лично спускался в Побединские шахты: просил рабочих сплотиться и продолжать работу! Уголь молодой советской республике нужен был как хлеб, чтобы по всей стране восстановить производства. Люди воспряли духом, и к концу 20-х годов трест давал до миллиона тонн угля. Правда, и платить стали хорошо...
«Может быть, от нас-то и победа зависела. Да затопить пришлось: Побединскую да Поплевинскую. Чтобы врагу не достались. Две шахты успели затопить, когда враг у ворот стоял. Было это в 1941 году...»
В 40-е годы, когда все стратегические предприятия перевозились за Урал, а Донбасс был захвачен неприятелем, скопинский уголь сыграл ключевую роль: можно сказать, что им одним вся страна спасалась. Три года он ценился на вес золота, давая тепло и электроэнергию. Добывали его днем и ночью.
— Горючесть у скопинского угля слабая, — рассказывают местные жители. — От общей массы половина просто сгорала, и только на 50% давала тепло. В угле было много «нажиги». И синим пламенем, как донбасский уголь, он не горел. Самым хорошим считался побединский уголь. Вот он — горел знатно! Его в народе даже «синюшником» кличут.
Сегодня на границе Скопинского и Милославского районов тут и там рассыпаны брошенные шахты и не менее брошенные шахтерские городки. Местные жители посоветовали нам посетить поселок Центральный: говорят, там каждый первый — шахтер. Сложно промахнуться.
Некогда богатый и густонаселенный пункт встретил нас застывшей во времени постсоветской разрухой.
«В тот год засуха стояла страшная. Трава на буграх вся сгорела. Как лук на сковородке поджарилась. Поля стояли черные — не уродилось ничего. Все лето не было дождя. Ни капли. И голод был неимоверный. Засухи такой доселе не было никогда. И вряд ли еще когда-либо будет...»
Шел первый послевоенный 1946 год. Ване Дегтяреву тогда было 15 лет. И единственное, о чем мечтал парнишка после немецкой оккупации, сбежать куда-нибудь, где нет голода и есть работа.
— Вот молодые, которые сейчас Сталина хвалят... Мне б хотелось, чтобы они хотя бы пять лет при Сталине пожили. Чтобы поняли, что такое — Сталин. Мы жили в рабстве, – со слезами вспоминает Иван Михайлович. — Товарищ Сталин запретил из деревни уезжать. Приказал районным властям у людей паспорта отобрать. В колхозе платили трудоднями. Что такое трудодень? В конце года считают галочки: сколько ты дней от рассвета до заката отработал. И если меньше 300, то отрезали огород. А без огорода человек погибал. Только с него и кормились. Потому что денег не платили вообще. Вместо этого начисляли кусочки хлеба. По 300 грамм хлеба за трудодень. И все. Я за все детство не знал, что такое конфетка. Отец как-то съездил в город и привез мне оттуда баранку. Так я ее целовал, обнимал и всем показывал: вот что мне папка привез! До потолка от счастья подпрыгивал. А потом ввели еще и сельскохозяйственный налог. Его надо было платить деньгами. А денег ни у кого не было. И вот как приезжали трое с района в деревню — так все прятались: кто в погреб, кто в лес уходил, что в картошку в поле падал. Я в оккупации фашистской жил, так мы немцев так не боялись, как родную власть...
Иван Михайлович рассказал, как сбежал из деревни учиться. В надежде, что там будут лучше кормить. А уже оттуда его, как и других студентов, завербовали на скопинские шахты...
— Обещали, что повезут в Москву, — вспоминает шахтер. — Но обманули. Ссадили в Туле, выкурили из вагонов. Оттуда увезли в Скопин. А на шахтах нас никто не ждал. В пустых бараках стояли кровати без матрасов. Две недели мы спали на голых нарах. На дворе стоял апрель: сыро, холодно. Первый раз, когда в шахты спустились, мне не понравилось. Тесно, страшно. И все время хотелось наверх. И кажется, что вот-вот балки опорные поломаются и тебя навсегда здесь землей завалит.
Мастер Дегтярев проработал на шахтах 22 года. И говорит, что труднее шахтерской работы еще не придумали. Там нужен грубый мастер, потому что и люди работают грубые.
— Меня отправили в забой — заниматься проходкой горных выработок, – рассказывает Иван Дегтярев. — Я, как мышь, рыл норы. Делал ходы для шахтеров. С отбойным молотком грыз стену. А в молотке — восемь кило да шланг с воздухом. Руки после смены отваливались.
Первопроходец вспоминает, как страшно было тогда работать. Нарезчик шахт никогда не знал, что ждет его за земляной стеной. Это мог быть уголь — тогда счастье. А могла быть вода или песчаный плывун, которые погребали под собой все живое и сметали все на своем пути.
— В 1979 году я вышел на пенсию, — с гордостью говорит шахтер. — И перекрестился, что моя шахтная карьера закончилась. Избави меня боже...
«Да что там такого страшного-то? Главное, чтобы не завалило насмерть, да и все. Меня вот ни разу не завалило. Только палец отрубило...»
Николай Сорокин отработал на шахтах 25 лет. Был проходчиком первой руки. Специально на это дело не учился, но прошел курсы, прежде чем спуститься под землю.
— Народу после войны было мало, — вспоминает шахтер. — Брали всех. Даже женщины работали. Правда, они в основном на камеронах — воду откачивали из шахт. Как только мотор у насоса из строя выйдет — пиши пропало. Тут же заливало все.
Шахтер рассказывает, что сейчас в поселке, который раньше был многолюдным, горняков почти не осталось — поумирали все. То ли было дело в 60-е годы прошлого века... Тогда скопинские шахты достигли своего расцвета: рабочим хорошо платили, а добывали угля — много. Но уже спустя десятилетие бум угольной добычи сошел на нет. О людях, которым страна обязана своим могуществом, стали постепенно забывать...
– Первое время еще день шахтера отмечали, — с грустью вспоминает горняк. — А сейчас и помощи нет никакой. Мы для них не люди. Отработанный материал...
«Сколько было смертельных случаев на шахтах... Заваливало людей. У нас сосед с работы не вернулся. Жене его только записку об этом прислали. А сколько травм: переломы, болезнь почек, легких. На чего только врачи не насмотрелись за это время...»
Семейство Терентьевых с шахтами было связано всю жизнь: он — с 1955 года работал под землей, она — приходила проводить медосмотры.
— Я 23 года проработал на шахтах, — вспоминает Сергей Петрович. — Даже значок есть за доблестный труд... А вообще я из Архангельской области. Пять лет служил в морфлоте. Потом завербовали меня в Новомосковск, а привезли — в Скопин, на шахты. Работа трудная — вода да грязь кругом. Чем только не занимался: вагоны возил, шахты рубил, проходы укреплял. Раньше-то в Доме культуры на доске почета висел. А с тех пор, как Союз развалился, никто про меня ни разу и не вспомнил...
Скопинские шахты начали закрываться в конце прошлого века, одна за одной. В 1989 году перестали работать и были законсервированы Побединские шахты. А в 1991 году закрылась последняя угольная добыча треста с богатейшей историей. Сегодня легенда о скопинских горняках разбросана по крупицам: часть хранится в музее, часть осталась на угольных разработках. Но самые ценные моменты уходят навсегда, вместе со старыми шахтерами из окрестных деревень. И только брошенные угольные терриконы еще долго будут возвышаться над рязанской землей безмолвным воспоминанием о забытых героях-первопроходцах прошлых лет.
Большой фоторепортаж с «рязанского Марса» смотрите по ссылке.
На Марсе побывала Дарья Копосова
Фотографировала Мария Илларионова
Путь прокладывала Наталья Кратенко
Редакция YA62.ru благодарит за помощь в подготовке материала сотрудников Скопинского краеведческого музея. Особая благодарность экскурсоводам Ларисе Докукиной и Николаю Гладких